Краев долго смотрит на мое запястье, которое все еще удерживает Эдуард. В тот момент, когда он замечает несколько легких синяков от крепкой хватки, в глазах мелькает что-то звериное, темное. Медленно Марк поднимает взгляд на моего бывшего жениха, он не сулит ничего хорошего. По скулам мужчины ходят желваки. Кожей ощущаю мощную волну агрессии и опасности, исходящую от Краева. Настолько сильную, что хочется спрятаться где-нибудь и не попадаться на глаза, пока ярость не утихнет. Я вообще впервые вижу его таким.
Мамочки, что сейчас будет?
Глава 30. Выслушай меня, пойми меня
Марк
Маши не было слишком долго. Неужели ей так плохо? Незамеченным ускользаю из-за стола и иду к выходу из ресторана. Сквозь громкую музыку и людской гомон долетают неясные голоса. Кто-то скандалит прямо на крыльце? На ходу выглядываю в огромное окно и спотыкаюсь на ровном месте.
За эти несколько дней я успел накопать о женихе мышки все возможное, так что узнать этого блондина не составило труда. Эдуард Полянский, сын крупного промышленного магната и единственный наследник всех папочкиных денег. Неплохая партия. Останавливаюсь перед окном и закладываю руки в карманы. Пока что все относительно под контролем, поэтому просто наблюдаю за разговором.
Маша стояла совершенно растерянная и испуганная. Когда Эдуард перехватил ее запястье и мышка болезненно поморщилась, я едва ли не зарычал. Вот теперь эта «беседа» переходит все границы. Перепалку Маши с Полянским со стороны можно было принять за семейную ссору. Если бы не парочка весомых «но». Самое главное — это моя женщина. Этого достаточно, чтобы никто не смел хватать ее за руки и грубить ей.
— Руки убрал от нее, — холодно приказываю, появляясь на ступенях ресторана.
Блондин меняется в лице, кривится и окидывает меня презрительным взглядом. Только руку отпускать не торопится, наоборот, сжимает крепче. Очень зря. Потому что стоящие в глазах Маши слезы пробуждают во мне только одно желание — переломать этому недоделанному женишку кости. Медленно и со вкусом.
— Так это он? Тот, с кем ты спишь? — цедит он.
— Это я, — отрезаю грубо, — со мной она спит, меня любит, со мной будет жить, мне родит детей. Как видишь, тебя в этой цепочке нет. Кажется, именно это она и пыталась тебе объяснить.
— Ах ты… — с губ Эдуарда срывается ругательство, от бешенства его буквально перекашивает.
Он заносит руку для пощечины и внутренности обдает жаром. Он собирался ударить. Не меня, того, кто равен ему по силам — девушку. Успеваю перехватить его ладонь в паре миллиметров от щеки Маши. Она сжимается от страха, дрожит и смотрит на меня испуганно.
— Зайди внутрь, — цежу сквозь зубы приказ, не сводя глаз с этого урода.
— Марк…
— Зайди. Внутрь.
Под моим многозначительным взглядом Полянский отпускает ее запястье и, помедлив, Маша все же скрывается в здании.
— Вот теперь давай поговорим, — с притворным спокойствием предлагаю я.
— Мне с тобой не о чем разговаривать!
— Правда? Я напомню: ты приставал к моей женщине и чуть не ударил ее. По-моему, нам есть что обсудить.
— Это моя будущая жена! — прорычал Эдуард, — Я буду с ней обращаться так, как посчитаю нужным. А тебе лучше бы убраться с дороги, пока тебе это не вылезло боком! Маша! Иди сюда, я сказал!!
Шаг в сторону и я перегораживаю Полянскому дорогу, когда он пытается обойти.
— Маша никуда с тобой не пойдет, — весомо повторяю я, — очень жаль, что ты глухой, потому что она ясно это сказала несколько раз.
На этот раз он не выдерживает. Хватает меня за грудки и встряхивает так, трещит ткань рубашки. Ухмыляюсь широко и жестко — отлично, что он спровоцировал драку. В последние дни жутко хочется сломать кому-нибудь парочку костей. Например, жениху мышки.
Выпускаю внутреннего зверя на волю и больше не собираюсь сдерживаться. Полянский думает, что преимущество на его стороне, но резкий удар по суставам заставляет его отшатнуться и взвыть от боли. Сразу после этого обрушиваю на Эдуарда всю свою ненависть и злость, поэтому дерусь так, словно от этого зависит жизнь.
Кулак прилетает прямо под ребра, но это единственный удар, который я пропустил. И за него Эдуард поплатился сполна. Как и за свои разговоры и угрозы. Прежде чем нас успевают растащить особо смелые гости, я успеваю оставить внушительное количество синяков на теле этого женишка. И еще парочку на смазливой физиономии.
— Ты пожалеешь! Вы оба об этом пожалеете!!! — утирая кровь под носом, верещит Эдуард, даже не пытаясь вырваться из держащих его рук. Жалкое зрелище.
Ухмыляюсь презрительно — угрозы от этого тюфяка я даже не собираюсь принимать всерьез. Полянского быстро уводят внутрь ресторана, чтобы не спровоцировать новую драку.
— Эй! Это что сейчас было? — удивленно спрашивает Горский.
— Извини, что испортил праздник, — говорю, когда прохожу мимо. Нормально извинюсь потом. Сейчас у меня другая цель. Хорошо, что эта самая цель ослушалась и выбежала на крыльцо, когда завязалась потасовка.
Хватаю Комарову за руку и тащу за собой. Она что-то лепечет и едва успевает за мной на своих каблуках. После драки от избытка адреналина кровь кипит. Не будь здесь Маши, я наверняка снова бы ввязался в драку, чтобы сбросить эту злость. Хочется рвать и метать. Особенно от того, что мышка сразу не рассказала мне ничего.
Зато сейчас самое время поговорить. Как раз во внутреннем дворе ресторана нет ни души и вокруг глухие стены.
Вытаскиваю сигарету из пачки, неторопливо прикуриваю, с прищуром глядя сквозь сизый дым в глаза Маше. Она дрожит, обхватив себя за плечи, и боится даже подступить ближе. Очень хорошо, потому что прямо сейчас я слишком зол.
— Эдуард, значит, — тяну с притворным спокойствием, стряхивая пепел под ноги.
Она вспыхивает, поднимает на меня свои ясные чистые глаза и трясется еще сильнее.
Да, мышка. Самое время поговорить.
Маша
— Эдуард, значит, — многозначительно хмыкает Марк. Затягивается, выдыхает и смотрит на меня сквозь сигаретный дым с прищуром. Внимательно, будто насквозь видит.
Обхватываю себя руками, чтобы унять дрожь в теле и сглатываю.
— Да. Мы женимся через месяц.
— Вот как.
На лице Марка ни капли удивления. Я догадываюсь:
— Ты знал…
— Игорь сказал.
— Давно?
— Несколько дней назад. Когда подрался с ним.
— И ты ничего не спросил?
— Я ждал, когда ты мне захочешь рассказать, — выделил он, усмехаясь.
Мы молчим. Краев неторопливо курит, а я нервно кусаю губы. Пауза слишком затягивается.
— И ты больше ничего не скажешь? — не выдерживаю.
