Мысли о Рогачевской вертелись в голове до окончания рабочего дня, которое произошло ровно в полночь. Данилов понял, что сегодня он в кабинете заснуть не сможет. Нужно прогуляться по улице, подышать свежим воздухом, посидеть во дворе гостиницы, возможно, что и с бокальчиком чего-нибудь крепкого. В крепком недостатка не было. По новым правилам, в ковидных стационарах встречи лечащих врачей с родственниками пациентов не проводились, даже при выписке. Те, кто приезжал забрать выписавшегося родственника, не пропускались дальше вестибюля, в котором происходила «выдача живых тел на руки» (выражение доктора Мальцевой). Но если человек хочет выразить благодарность, то он ее выразит. Периодически на имя Данилова и других врачей в больницу приходили посылки, доставляемые курьерами различных служб. Так что при желании можно было побаловать себя и коньячком, и текилкой, и джином, и бехеровкой, только вот желание отсутствовало. А сегодня прорезалось.
Елене Данилов решил пока что ничего не рассказывать. Как-нибудь потом, когда жизнь «войдет в берега», как выражался Есенин. Сейчас нужно подбадривать близких хорошими новостями, а не расстраивать плохими.
Неторопливо шагая по ночному бульвару, Данилов вдруг поймал себя на мысли, что ему нравится такая Москва — пустынная, не шумная, с чистым воздухом. Так, чего доброго, станешь скучать по карантину, когда его отменят… «Ты уж, Володя, совсем!», строго одернул себя Данилов и стал думать о том, какой напиток скрасит одинокий вечер размышлений, точнее — одинокие ночные посиделки. Выбрал, конечно же, коньяк, потому что текилу за ее сивушность не любил и пил редко, за компанию или, что называется, «по приколу», а для джина не было тоника. Можно было бы и бехеровки выпить, но она по вкусу и запаху отдаленно напоминает лекарственную настойку, а для посиделок вне больничных стен хотелось чего-то, совершенно не связанного с медициной.
Налив в хайбол коньяку на два пальца, Данилов немного подумал и налил еще немного. Дежурный администратор, сидевшая в холле на первом этаже у выхода во двор, покосилась было на стакан, поскольку посуду и прочее гостиничное имущество из номеров выносить не полагалось, но Данилов пообещал принести стакан обратно, в целости-сохранности.
— Взяли бы пластиковый, — проворчала администратор.
Лица ее под маской и бликующим защитным щитком толком разглядеть было нельзя, но голос был молодым, звонким.
— Вам не идет быть строгой, — ответил Данилов. — Вы же милая. А из пластикового стаканчика пить коньяк невкусно.
— Ах, коньяк, — подобрела администратор. — Тогда понятно.
«Видела бы Елена, как я тут по ночам флиртую с юными девами», подумал Данилов, толкая вперед тяжелую дверь (неужели в вправду дубовая?).
Одиноких посиделок не получилось, потому что на ближайшей к двери скамейке сидела доктор Мальцева, у которой сегодня, то есть — вчера, был выходной. Данилов деликатно сел на соседнюю скамейку.
— Здравия желаем, товарищ заведующий! — энергично, но тихо сказала Мальцева. — Коньячком балуетесь?
— Ну у вас и обоняние! — позавидовал Данилов.
— Как у собаки, — похвасталась Мальцева. — Людей по запаху распознаю, правда если они без комбинезона.
— Вам принести? — предложил Данилов. — Не стесняйтесь, у меня этого добра достаточно.
— Кто бы сомневался! — хмыкнула Мальцева. — Спасибо, но откажусь. Я если ночью выпью, утром бываю не в себе. Голова тяжелая и все раздражает. Мое «питьевое» время — с четырех до восьми, и я его использовала с толком. Устроили с девчонками небольшой междусобойчик.
Немного помолчали. Данилов снял с лица маску, ношение которой за пределами собственного номера было обязательным, сделал небольшой глоток, подержал немного коньяк во рту, а затем проглотил. Внутри сразу же потеплело, но не так, чтобы очень, поэтому он отпил еще немного и поставил бокал на скамейку.
Два светильника в стиле ретро, что висели над дверью, и еще один, стоявший у зоны барбекю светили тусклым сиреневым светом.
— Сиреневый туман над нами проплывает… — сказал Данилов, ни с того, ни с сего.
— Сейчас эта песня звучит иначе, — тут же откликнулась Мальцева. — Естественный отбор над нами проплывает, и светит всем давно вселенская п…да. Кондуктор не спеши, твой поезд отменяют, но все равно велят прощаться навсегда. Ты смотришь мне в глаза и кнопку нажимаешь…
— Умоляю, Светлана Евгеньевна! Только не это, — попросил Данилов, догадавшись, что речь идет о кнопке выключения аппарата ИВЛ. — Давайте поговорим о чем-нибудь отвлеченном.
— Я с мужиками могу говорить только о двух вещах, — сказала Мальцева, снимая свою маску. — О медицине и о сексе. Поскольку мы работаем вместе, а вы, к тому же, еще и мой начальник, разговоры о сексе категорически исключаются. Так что остается только медицина. Или же давайте помолчим, я не против. Но лучше расскажите мне какой-нибудь случай из практики, не относящийся к нашей текущей работе. Говорят, у вас была насыщенная профессиональная жизнь. Вы даже департаментом в Крыму руководили? Или врут?
— Не врут, руководил. Правда недолго, около года.
— А чего ушли? — бесцеремонно поинтересовалась Мальцева. — Или это вас ушли?
— Сам ушел, — усмехнулся Данилов, вспомнив перипетии своей руководящей жизни. — Не мое это. Мне на кафедре лучше, да и жить вдали от семьи тоскливо.
— Большая семья?
— Жена, взрослый сын, дочь школьница. Впрочем, сын давно уже живет отдельно.
— Так чего же жена с дочерью в Москве остались?
В другое время Данилов бы сразу пресек подобные расспросы. Он вообще не любил разговаривать о семье и семейных делах с посторонними. Но сейчас ему было приятно говорить о семье. Коньяк тому причиной? Или просто соскучился? Да и Мальцева вела себя суперкорректно — ни разу еще матерного слова не сказала, если не считать того, что прозвучало в переиначенной песне про сиреневый туман. Но из песни, как известно, слова не выкинуть.
— У жены работа, она не могла ее оставить.
— Кем же она работает, что рискнула отпустить от себя такого видного мужика?
— За комплимент отдельное вам спасибо, Светлана Евгеньевна, — Данилов подумал, что мать, считавшая правильную речь одним из высших человеческих достоинств (преподавателю языка и литературы иначе и нельзя), убила бы его за выражение «отдельное вам спасибо». — Кстати, мою маму тоже Светланой звали, только Викторовной. Что же касается жены, то она замглавврача московской «скорой».
— Ну да, — кивнула Мальцева. — Такую работу не бросишь. А вас такая разница в статусах не угнетает? Вы — отделением заведуете, а жена — заместитель руководителя самой крупной медицинской организации в стране?
— Нисколько не угнетает. А почему должно угнетать?
— Не знаю, — Мальцева, кажется, немного смутилась. — Ну, так принято считать… Впрочем, это неважно. Простите, если не то ляпнула. Я же дура, мне можно.
