«Для работы собственной разведки, как и для возможных ответов на запросы русской разведки (выделено мной. — М.А.)», следовало «руководствоваться следующими основными принципиальными положениями»:
«1. Маскировать общую численность немецких войск на Востоке, по возможности, распространением слухов и известий о якобы интенсивной замене войсковых соединений, происходящей в этом районе. Передвижения войск обосновывать их переводом в учебные лагеря, переформированием и т. п.
2. Создавать впечатление, что основное направление в наших перемещениях сдвинуто в южные районы генерал-губернаторства, в протекторат и Австрию и что концентрация войск на Севере сравнительно невелика.
3. Преувеличивать состояние и уровень вооружения соединений, особенно танковых дивизий.
4. Распространять соответствующим образом подобранные сведения для создания впечатления, что после окончания Западного похода противовоздушная оборона на Востоке серьезно усилилась и что зенитная оборона всех важных объектов укрепляется за счет трофейной французской техники.
5. Работы по улучшению сети шоссейных и железных дорог и аэродромов объяснять необходимостью развития вновь завоеванных восточных областей, ссылаясь при этом на то, что они ведутся нормальными темпами и служат главным образом экономическим целям»
[341].
В 1940-м еще предполагалось сотрудничество двух разведок — германской и советской.
В целях обеспечения секретности директива № 21 была издана в количестве 9 экземпляров, причем только три экземпляра вышли за пределы штаба ОКВ — они были направлены главнокомандующим трех видов вооруженных сил. Всего три экземпляра! К тому же Гитлер имел обыкновение давать указания устно. Полностью ознакомиться с Директивой № 21 удалось единицам, поэтому и допускалась различная интерпретация указаний верховного главнокомандования.
В «Директиве по стратегическому сосредоточению и развертыванию» ОКХ от 31 января 1941 г. в разделе «Сохранение тайны» предписывалось следующее: «Во избежание внешнеполитических осложнений следует соблюдать безусловную секретность в разработке и осуществлении плана сосредоточения войск на Востоке. Для этого необходимо по возможности ограничить число офицеров, привлекаемых к этой работе. Дальнейшее привлечение новых лиц произвести как можно позже, причем каждое новое лицо должно быть осведомлено о работе не шире, чем это требуется для ее выполнения. Круг полностью осведомленных лиц следует по возможности дольше ограничивать командующими группами армий, командующими армиями и корпусами, начальниками их штабов, обер-квартирмейстерами и начальниками оперативных отделов штабов. Привлечение других военачальников и их помощников в рамках их задач производить настолько позже, насколько позволяют подготовительные работы.
Передача точного текста директивы о сосредоточении допускается только в порядке отдельных выдержек.
Связи с иностранными государствами быть не должно. Об этом в нужное время будет отдан соответствующий приказ»
[342].
Недоверие Сталина к данным разведки вообще и военной в частности было вызвано в том числе тем, что разведке не удалось получить документальных подтверждений планов Германии напасть на Советский Союз.
Агентов-источников, имевших непосредственный доступ к планам гитлеровского военного командования, у разведки не было, приходилось опираться на устную информацию. Особо ценная поступала от «вторых» лиц, имевших выход на ее носителей в главных командованиях, штабах, министерствах и т. д. Причем получали ее «втемную» и на доверительной основе.
Такими «вторыми» лицами — источниками ценной устной информации — были для Зорге посол и военный, военно-воздушный и военно-морской атташе, офицеры вермахта и высокопоставленные гражданские специалисты, прибывавшие в Токио из Германии или следовавшие через Токио к месту назначения. Перед ними был не просто журналист, встреченный на официальном приеме или другом протокольном мероприятии, а коллега, аналитические способности которого они признавали (или о которых были наслышаны) и оценкой обстановки которого дорожили. Более того, окружение Зорге рассматривало его самого как источник информации.
20 марта 1941 г. начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенант Ф.И. Голиков представил в НКО СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б) доклад «Высказывания (оргмероприятия) и варианты боевых действий германской армии против СССР»
[343]. «Из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР», заслуживали внимания три варианта. «Вариант № 3, по данным нашего агентурного донесения на февраль 1941 года (речь шла о донесении, полученном от «Арийца». — М.А.): «…Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бок наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштудт (Рундштедт. — М.А.) — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киева.
Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая».
Чрезмерным представляется утверждение маршала Г.К. Жукова в первом издании его мемуаров (1969), что в одном из вариантов «возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз», содержавшихся в докладе Ф.И. Голикова, «по существу, отражена была суть этого плана». Речь шла о варианте № 3
[344].
К сожалению, этот вариант мало что давал советскому командованию, даже если бы остановились именно на нем, не говоря уже о том, что группа армий «Центр» была нацелена не на Москву, а на Смоленск с последующим поворотом армий на север. Необходимо было вскрыть замысел нанесения ударов каждой из трех групп и выявить направление всех трех главных ударов, но это сделано не было.
Во втором издании «Воспоминаний и размышлений» Жукова (1974; не обошлось без консультантов) была кардинальным образом пересмотрена оценка доклада Голикова и высказана противоположная точка зрения: «С первых послевоенных лет и по настоящее время кое-где в печати бытует версия о том, что накануне войны нам якобы был известен план “Барбаросса”, направление главных ударов, ширина фронта развертывания немецких войск, их количество и оснащенность. При этом ссылаются на известных советских разведчиков — Рихарда Зорге, а также многих других лиц из Швейцарии, Англии и ряда других стран, которые якобы заранее сообщили эти сведения. Однако будто бы наше политическое и военное руководство не только не вникло в суть этих сообщений, но и отвергло их.
Позволю со всей ответственностью заявить, что это чистый вымысел. Никакими подобными данными, насколько мне известно, ни Советское правительство, ни нарком обороны, ни Генеральный штаб не располагали»
[345].
