К концу февраля наши запасы каучука будут исчерпаны, после чего останется лишь надежда на те 12 тыс. тонн, которые должны прибыть из Индокитая и Южной Америки на судах… Еще 25 тыс. тонн каучука закуплено французами, но японцы не допускают его вывоза. На период после апреля никаких определенных сведений или прогнозов дать нельзя. Начиная с мая, мы окажемся в полной зависимости от сомнительного ввоза. Вся ставка — на импорт. — Замена резины железными бандажами возможна только у автомашин грузоподъемностью ниже 3 тонн. Для легковых машин можно использовать резину с бездействующих автомашин (запас на три месяца)».
Штабу руководства войной на море была поставлена задача: посылать под чужими флагами суда в нейтральные страны, скупать сырье и доставлять его в Германию под охраной «прерывателей блокады» — вспомогательных крейсеров или подводных лодок.
Прекращение доставки стратегического сырья через территорию СССР являлось одним из признаков намерений Германии развязать войну в ближайшее время. В самом деле, запрет на переброску сырья через Сибирь временно отменили, и он был вновь введен в середине мая.
В начале апреля Гитлер приходит к заключению, что Россия изменила «свою нынешнюю позицию по отношению к нам», и оговорка на этот счет, сделанная в Директиве № 21 от 18 декабря 1940-го и в Директиве главного командования от 31 января 1941 года, может быть снята.
30 апреля была, наконец, произнесена дата — 22 июня 1941 года. Как следует из доклада на совещании Гитлера с начальником отдела обороны штаба оперативного руководства верховного командования вооруженных сил: «1. График операций “Барбаросса”. Фюрер решил: операция Барбаросса начинается 22 июня. Начиная с 23 мая в действие входит расписание максимального передвижения войск…»
[405].
Из протокола совещания у начальника отдела обороны страны штаба Верховного главнокомандования вермахта: «… 2. Соотношение сил по плану “Барбаросса”:
— полоса “Север” — германские и русские силы примерно равны;
— полоса “Центр” — сильное германское превосходство;
— полоса “Юг” — русское превосходство.
3. Русское сосредоточение и развертывание: дальнейшие крупные передвижения войск к германо-русской границе.
4. Оценка реализации плана “Барбаросса” главнокомандующим сухопутными войсками (генерал-фельдмаршал В. фон Браухич. — М.А.). Предположительно, ожесточенные приграничные сражения, продолжительность — до четырех недель. В дальнейшем же ходе операции можно рассчитывать только на более слабое сопротивление.
Оценка русского солдата. Русский солдат будет обороняться там, где он поставлен, до последнего»
[406].
«В первоначальном варианте “Барбаросса”, а именно в директиве № 21, предполагалось, что вторжение будет иметь место приблизительно 15 мая 1941 г. — Отмечал в своем выступлении заместитель Главного обвинителя от США С. Олдерман на Нюрнбергском процесс. — Однако в это время нацистские заговорщики были заняты проведением кампании на Балканах, и поэтому были вынуждены отложить “Барбаросса” на несколько недель…
Я представляю документ США-136 как доказательство. Я хотел бы зачитать один отрывок из второго абзаца. Запись от 3 апреля 1941 г. Там говорится “…Операции на Балканах отсрочили “Барбаросса” сначала на срок, приблизительно, 5 недель. Все меры, которые могут определяться как наступательные действия, должны быть приостановлены в соответствии с приказом фюрера…”. Однако к концу апреля события значительно определились, что дало возможность Гитлеру окончательно установить день вторжения 22 июня, то есть позднее более чем на 7 недель»
[407]. На самом деле, срок нападения на Советский Союз был перенесен на пять недель.
СССР стремился отсрочить столкновение с Германией и ее союзниками и устранить все, что могло быть использовано в качестве повода для конфликта. После «замораживания» советской стороной январских и февральских поставок в Германию, предусмотренных двусторонним соглашением от 10 января 1941 г., в марте — апреле был не только выполнен, но и значительно перевыполнен их объем за квартал. 15 апреля на переговорах по пограничным вопросам НКИД СССР «безоговорочно принял» германские предложения, против которых до этого резко возражал. Стремясь продемонстрировать готовность к мирному диалогу, Москва в апреле неоднократно давала понять, что СССР готов к сближению и сотрудничеству с Тройственным пактом, то есть мог бы вернуться к рассмотрению предложений, которые Гитлер и Риббентроп делали наркому иностранных дел Молотову во время его визита в Германию осенью 1940 г.
[408].
В середине апреля Шуленбург был вызван в Берлин для консультации. По свидетельству советника германского посольства в Москве Густава Хильгера, Шуленбург привез в Берлин меморандум, составленный им совместно с военным атташе генералом Кёстрингом. Документ был направлен по служебным каналам Гитлеру. Аудиенции пришлось ждать две недели. 28 апреля она состоялась. Характер и тон беседы не оставили у посла сомнений в том, что решение о нападении принято и Гитлер занят поисками аргументов для его оправдания. В частности, Гитлер настаивал, что советско-югославский договор от 5 апреля заключен, чтобы запугать Германию. «Я отрицал это, — пишет Шуленбург в меморандуме, составленном после беседы, — и повторил, что русские только намеревались подчеркнуть свой интерес, но, тем не менее, проявили корректность, уведомив нас о своем намерении». Гитлер утверждал, будто советское командование проводит стратегическое сосредоточение. Шуленбург это отрицал: «Я не могу поверить, что Россия когда-либо нападет на Германию». Расставаясь с послом, Гитлер сказал: «О, вот еще что: я не намереваюсь воевать против России»
[409].
Но 30 апреля, по возвращении в Москву, Шуленбург сообщил встречавшему его на аэродроме советнику Хильгеру: «Жребий брошен. Война с Россией решена»
[410].
2 мая посол доложил из Москвы в МИД Германии: «Я и высшие чиновники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко-русском военном конфликте, так как ясно, что эти слухи создают препятствия для продолжающегося мирного развития германо-советских отношений. Пожалуйста, имейте в виду, что попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, остаются неэффективными поневоле, если эти слухи беспрестанно поступают сюда из Германии и если каждый прибывающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их ссылкой на факты»
[411].
