Последняя перед моим арестом встреча с курьером состоялась, кажется, в начале октября. На встречу ходил Клаузен, поэтому я не помню даты»
[845].
Зорге «отводит» внимание следствия от личности «Коммерсанта» — Гельмута Войдта, завербованного им еще в Шанхае. О «Коммерсанте» Зорге вынужден говорить, так как о нем знал Клаузен (а значит, рассказал на допросах) и его псевдоним упоминался в расшифрованных радиограммах. И он старается возможно более убедительно показать, что «Коммерсант» — это не псевдоним, а понятие, и что Войдт был просто его приятелем. О «Коммерсанте» «Рамзай» пишет в разделе «немецкие предприниматели и инженеры», когда описывает «Мои собственные источники информации»: «Я поддерживал дружеские отношения с немецкими предпринимателями в Китае. Приезжая в Шанхай, я всегда встречался с двумя-тремя из них, чтобы побеседовать об экономической ситуации и состоянии германской торговли. Встречался я также с доктором Войдтом, которого рекомендовал Клаузен. Он приезжал в Токио примерно два раза в год, поэтому мы с ним встречались и здесь. Большинство немецких предпринимателей из Китая, приезжая в Токио, заходили ко мне. Войдт не был членом моей разведывательной группы, но как правительственный чиновник знал очень много в различных областях, поэтому я с удовольствием поддерживал с ним контакты. Безусловно, какую-то часть услышанных от него сведений я использовал в своей разведывательной деятельности. В своих радиосообщениях в Москву я называл его и других немецких торговцев из Китая “коммерсантами” (выделено мной. — М.А.). Последний раз мы встречались с Войдтом около года назад. Он и лично мне очень нравился, и был одним из немногих людей, к которым я питал дружеские чувства. Большинство немецких предпринимателей в Китае мне не очень нравились и были для меня неприятны»
[846].
Зорге пришлось давать характеристику и «Специалисту» (Синодзуке Торао), о котором следствию стало известно от Одзаки. И в этом случае он попытался минимизировать его роль в нелегальной организации, хотя это в какой-то степени соответствовало действительности. «Наконец, нужно упомянуть одного «специалиста». — Писал Зорге в «записках». — Он был старым другом Одзаки, и его вовлекли в нашу работу вскоре после моего прибытия в Японию. Он, однако, оказался далеко не тем человеком, на которого мы рассчитывали. Мы сначала рассматривали его как военного специалиста, но он, к удивлению, оказался экспертом по деньгам. Некоторые связи с подобными помощниками Одзаки имел и Мияги»
[847]. «Специалист» так и не был осужден, и его выпустили из тюрьмы.
В «Тюремных записках Рихарда Зорге» нет ничего, что можно было бы истолковать как идейное отступничество, напротив, «Рамзай» настойчиво подчеркивает свои коммунистические убеждения.
Зорге решительно отвергал обвинение в нарушении закона «О поддержании общественного порядка». Ни он сам, и никто из членов резидентуры Зорге, включая японцев, не ставили и не могли ставить своей целью «изменение государственного строя» или «уничтожение системы частной собственности», что рассматривалось законом как самое тяжкое преступление.
На вопрос прокурора Ёсикавы, каковы были цели его разведывательной организации, Зорге ответил, что они «состояли в том, чтобы защищать социалистическое государство — Советский Союз, оборонять его, отводя от него различного рода антисоветские политические махинации, а также угрозу военного нападения. Советский Союз не желает политических конфликтов или военных столкновений с другими странами, особенно с Японией, не намеревается он также совершать агрессию против нее. Следовательно, моя группа, как и я сам, прибыли в Японию вовсе не как ее враги»
[848].
Избежать войны Японии с Советским Союзом значило также избавить японский народ от тягот, лишений и неисчислимых жертв «большой войны». «Мы считаем, — заявил на следствии Мияги, — что подлинной обороной страны является политика избежания войны. В этом смысле я полагаю, что наша деятельность скорее отвечала интересам народа, чем наносила ему ущерб… Поэтому мы и вели нашу разведывательную деятельность, стремясь, в конечном счете, отвести нападение Японии на Советский Союз»
[849].
Зорге не мог не чувствовать в последние годы недоверие к нему со стороны Центра. Он, несомненно, знал о случаях произвола и опасался, что будет политически ошельмован после смерти. Поэтому он и решил написать свои «записки», чтобы было известно, что он боролся и умирал как коммунист.
В «Тюремных записках Рихарда Зорге» нельзя уловить ни тени раскаяния, стремления выгородить себя, заискивания перед следствием, попыток умалить ответственность за свою многолетнюю разведывательную деятельность.
Прокурор Ёсикава подробно расследовал вопрос об информации, полученной Зорге от Одзаки и Мияги. Часть времени прокурор полностью посвятил вопросу о политической деятельности Зорге — другими словами, он старался узнать, насколько Зоре мог влиять на мнение германского посольства. «Задал Ёсикава и вопрос, имеющий особое значение для Японии: “Какие политические действия вы предприняли, чтобы в 1941 году через Одзаки оказывать влияние на круг Коноэ после начала советско-германских боевых действий?”
Зорге ответил, что он сказал Одзаки, чье мнение совпадало с его собственным, что Советский Союз не представляет угрозы для Японии и что политические и экономические интересы Японии лежат не на севере, а на юге. “Для Японии, конечно же, куда прибыльнее заполучить олово и каучук на юге, нежели вести тяжелую кампанию в Сибири”.
Именно такого ответа от него и ждали. Однако вопрос о влиянии, которое Одзаки и даже сам Зорге — через Одзаки — пусть косвенно, но оказывали на Коноэ, был тем вопросом, от слишком пристального расследования которого прокуроры старались воздерживаться, не горя желанием копаться в нем»
[850]. Одзаки не был близок к Коноэ, но дружил со многими друзьями принца.
Прокурор, допрашивавший Одзаки, сделал следующее заявление: «Особые отношения Зорге с послом Оттом, связь Одзаки с премьер-министром Коноэ и другими, социальное положение обвиняемых и прочие подобные соображения давали все основания предполагать, что подсудимые занимались политической деятельностью, и в ходе нашего расследования мы обнаружили многочисленные доказательства этого. И Зорге, и Одзаки признались, что после начала русско-германской войны, когда удар на север, казалось, был неминуем, они предприняли политические действия с целью повернуть энергию Японии на юг, против Англии и Соединенных Штатов.
К тому времени, когда мы расследовали этот политический заговор, началась Тихоокеанская война, и мы опасались копать слишком глубоко, чтобы не доказать вдруг, что война эта была спровоцирована коммунистами — открытие, которое могло бы привести к внутреннему конфликту в стране. Мы намеренно воздерживались от дотошного расследования, и, как следствие, показания обвиняемых по этому делу были далеко не исчерпывающими»
[851].
