США сомневались в значении Сингапура и отвергали требование Великобритании. Американцы настаивали, «что Сингапур не являлся важным стратегическим пунктом для обороны Малайского барьера или имперских коммуникаций, что Сингапур не может быть защищен в случае захвата Японией аэродромов в Индокитае, расположенных от него в пределах действия бомбардировочной авиации, и что выделение кораблей Сингапуру или пополнение Азиатского флота за счет ослабления Тихоокеанского флота дало бы Японии возможность уничтожить флот США по частям»
[281].
В конце концов англичане согласились в случае войны с Японией послать шесть крупных кораблей для обороны Сингапура — при условии, что «военно-морской флот США поможет британскому флоту в наблюдении за Средиземным морем». Это соглашение отпало само по себе, когда неожиданное нападение на Перл-Харбор изменило всю обстановку
[282].
В конце 1940 года своими публикациями и через Отта Зорге доводил до Берлина мысль, что переломить создавшуюся в Европе патовую ситуацию можно было путем начала военных действий на Дальнем Востоке. В Германии было достаточно сторонников такого подхода, и высказанные идеи попали на плодородную почву. Вот что говорил Зорге в ходе допросов в тюрьме Сугамо: «Немцы были уверены, что японское нападение на Сингапур привело бы к сокращению британских военно-морских сил в Средиземном море и Атлантике, что позволило бы Германии осуществить вторжение на Британские острова»
[283]. И еще по этому поводу: «Ситуация в Германии, должно быть, такова, что настоятельно требует японского участия в войне против Британии… Германия уже решилась на войну против России и не могла позволить Англии получить передышку»
[284].
12 ноября Зорге сообщил о положении Чан Кайши и его правительства со столицей в Чунцине и высказал ряд рекомендаций. Информация была собрана им в ходе поездки в Китай: «Я с континента возвратился. Имел разговор с многими интересными людьми. Я утверждаю, что японцы надеются принудить Чунцин с помощью немцев и уступок СССР в отношении японской политики в Китае к подчинению. Однако эти надежды японцев абсолютно никаких оснований не имеют. Чунцин чувствует себя сейчас сильнее, чем раньше. С другой стороны, я мог наблюдать среди японских офицеров и населения растущие затруднения в проведении японцами политики в Китае. Возвратившись в Японию, я установил и здесь наличие тех же течений. Основные японские требования концентрируются на Сев. Китае, нескольких морских баз на побережье Южного Китая и некоторых экономических привилегиях.
Мнение посла ОТТа, что растут настроения избавиться от безнадежного положения в Китае. Видимо, Мацуока, начальник штаба Сугияма и даже Итагаки близко примыкают к этому течению. Это означает, что прежние требования о том, чтобы красные отказались от своей нынешней политики в Китае сейчас более бессмысленны, чем были раньше, и было бы неверным и опасным, если эти старые требования японцев оказались бы объектом переговоров между японцами и СССР».
12 ноября начался официальный визит Молотова в Берлин.
В тот же день Зорге сообщил: «В связи с поездкой Молотова в Берлин Мацуока заявил германскому послу ОТТУ, что японцы надеются на помощь со стороны Риббентропа в японо-советских переговорах по вопросу о пакте ненападения. Мацуока подчеркнул, что японцы, безусловно, хотят заключение этого пакта, но они ожидают, что красные не выдвинут каких-либо требований уступок. Мацуока опасается, что внутренняя политическая оппозиция сможет использовать подобные уступки со стороны японцев СССР в борьбе против правительства Мацуока и Коное за заключение ими пакта 3-х держав».
13 ноября в ходе беседы Молотова c Риббентропом был затронут и вопрос советско-японских отношений. «Министр [Риббентроп] говорит о том, что он всегда проявлял интерес к отношениям между СССР и Японией. Он не знает, может ли он спросить у Молотова о состоянии этих отношений. Со слов Молотова он понял, что имеются признаки, что эти отношения будут улучшаться более быстрыми темпами. Он располагает информацией, что в Японии придают значение заключению пакта о ненападении с СССР. Он не хочет вмешиваться в эти дела, но считает, что может быть полезно переговорить по этим вопросам. Может быть, выявится необходимость посреднического влияния Германии. Он помнит слова Сталина, что азиатов он, Сталин, знает лучше, чем Риббентроп. Но он, Риббентроп, знает, что Япония готова к соглашению с СССР на широкой основе. Если удастся заключить пакт о ненападении, то Япония хотела бы в широком масштабе урегулировать все висящие в воздухе вопросы советско-японских отношений. Японцы его ни о чем не просили. Но Риббентроп говорит, что им получены сведения, что японское правительство в случае заключения договора о ненападении готово признать интересы СССР во Внешней Монголии и Синьцзяне, если удастся достигнуть соглашения с Китаем. В случае присоединения СССР к пакту трех, что было бы равносильно договору о ненападении с Японией, стало бы возможным установить сферы интересов СССР в Британской Индии.
В вопросах сахалинских концессий японцы тоже готовы были бы пойти навстречу, если состоится соглашение. Но японцы должны для этого преодолеть некоторое сопротивление внутри страны…
Он [Молотов] уже выразил надежду на то, что есть основания быстрее пойти вперед по тому пути, по которому развивались советско-японские отношения в этом году. Они, в общем, развивались в положительном направлении, хотя и не без перебоев, задержек и пр. Японское правительство поставило вопрос о заключении пакта о нейтралитете. СССР счел это предложение в принципе приемлемым и дал ответ с изложением своей точки зрения в целом. После этого последовало заявление японского правительства, содержавшее предложение о заключении пакта о ненападении. С советской стороны японцам было на это заявлено, что вопрос этот требует дополнительного рассмотрения. Таково состояние советско-японских отношений, которые, по мнению Молотова, должны углубляться. В настоящее время, как представляет себе советская сторона, дело за тем, чтобы Япония дала ответ на упомянутое выше и переданное Японии еще через Того изложение советской точки зрения, причем Татекава обещал запросить мнение японского правительства по поводу соображений, изложенных советской стороной, и, таким образом, дать ответ на них. Этот вопрос связан с целым комплексом дел, и требуется некоторое время для установления взаимопонимания»
[285].
Вернувшись из Берлина 18 ноября 1940 г., Молотов пригласил для беседы японского посла Татэкаву. Из телеграммы Молотова советскому полпреду в Токио Сметанину от 19 ноября 1940 г.:
«Сославшись на свои беседы в Берлине, я сказал, что из бесед с Риббентропом мне стало известно, что Япония действительно готова сделать шаг вперед в деле улучшения советско-японских отношений и готова пойти на широкое соглашение с СССР, и тем самым у меня отпали сомнения, которые я раньше имел насчет действительного желания японского правительства улучшить отношения с СССР. Я сказал Татекаве, что от Риббентропа мне стало известно, что Япония готова признать сферой интересов Советского Союза Внешнюю Монголию и Синьцзян, а также готова пойти навстречу СССР в вопросе о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине. Однако, заявил я, последнее предложение японского правительства о пакте ненападения может вызвать известные затруднения со стороны самой же Японии. Дело в том, что, как известно, заключение пакта о ненападении с Германией в 1939 году привело к тому, что СССР вернул ряд территорий, ранее утерянных нашей страной, а потому общественное мнение нашей страны заключение пакта о ненападении с Японией также, естественно, будет связывать с вопросом о возвращении утерянных территорий. Если поставить вопрос о заключении пакта о ненападении между СССР и Японией, то обязательно встанет и вопрос о возвращении Советскому Союзу таких утерянных ранее территорий, как Южный Сахалин, Курильские острова и уже, во всяком случае, на первый раз как минимум встанет вопрос о продаже некоторой группы северной части Курильских островов. Если Япония считает целесообразным поднимать эти территориальные вопросы, то тогда можно будет говорить относительно заключения пакта о ненападении, но так как я не уверен, что Япония будет считать это целесообразным, то со своей стороны считаю возможным сейчас не будоражить много вопросов, а заключить вместо пакта о ненападении пакт о нейтралитете и подписать отдельно протокол о ликвидации японских нефтяной и угольной концессий. При этом я указал, что пакт о нейтралитете с одной стороны достаточен для того, чтобы сделать серьезный шаг в деле улучшения японо-советских отношений, а с другой стороны он обеспечивает все необходимое для развязывания Японии рук для ее деятельности на Юге. Я пояснил, что в случае заключения пакта о нейтралитете не потребуется ставить таких вопросов, как вопрос о Внешней Монголии, где и базируются наши войска, и о Синьцзяне, постановку которого мы считаем нецелесообразным, а также вопросы о возврате утерянных нами территорий.
