Суть предложенного мною проекта пакта о нейтралитете сводится к следующему:
1) обе стороны будут поддерживать мирные и дружественные отношения и взаимно уважать территориальную целостность;
2) если одна из сторон станет объектом военных действий со стороны третьих держав, то другая сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта.
Существо переданного мною проекта протокола таково:
1) Японские нефтяная и угольная концессии на Северном Сахалине ликвидируются, а соответствующие концессионные договоры от 14 декабря 1925 года аннулируются. Имущество концессионных предприятий переходит в собственность СССР.
2) Советское правительство согласно выдать концессионерам за сделанные ими вложения справедливую компенсацию.
3) Советское правительство согласно гарантировать японскому правительству поставку нефти в течение 5 лет около 100 тысяч тонн ежегодно.
Татекава, не возражая против предложения о заключении пакта о нейтралитете, заявил, что, по его мнению, этот пакт также может улучшить японо-советские отношения. Касаясь вопроса о концессиях, Татекава сказал, что по имеющимся у него инструкциям он после заключения пакта о ненападении должен был бы говорить об этом в ином разрезе, а потому он не может сейчас сказать, будет ли японское правительство согласно с моим предложением. Однако Татекава высказал личное мнение о желательности увеличения размера ежегодной поставки нефти до 200 тысяч тонн, что позволило бы ему с большим успехом рекомендовать японскому правительству принять мои предложения. Тут же он добавил, что в будущем Япония могла бы снабжать СССР из южных районов оловом и каучуком.
Далее Татекава спросил, можно ли считать, что с подписанием пакта о нейтралитете рыболовство будет возвращено к тому состоянию, в котором оно было десять лет назад, и выразил пожелание, чтобы поставляемая нефть была соответствующего качества.
Относительно рыболовного вопроса я ответил, что мой проект пакта не затрагивает этого вопроса, что советское правительство не собирается мешать рыболовству Японии, но что об этом нужно будет договариваться особо. Что же касается нефти, то я указал, что цифра в 100 тысяч тонн взята не случайно, а как средняя годовая добыча нефти на концессии за последние два года, а о возможности увеличения размера поставки можно будет говорить в будущем, когда добыча на промыслах будет развиваться. С качеством нефти затруднений также не будет.
Относительно каучука и олова я сказал, в покупке их СССР заинтересован.
На мой вопрос, считает ли Татекава мои предложения о пакте и о протоколе приемлемыми в качестве базы для переговоров, Татекава ответил, что лично он считает эти предложения базой для переговоров и сообщит об этих предложениях в Токио. При этом Татекава снова повторил свое пожелание об увеличении ежегодной поставки нефти до 200 тысяч тонн. Сообщается для Вашего сведения.
Молотов»
[286].
Ответ из Токио пришел чрезвычайно быстро. Из беседы Молотова с послом Японии в СССР 21 ноября 1940 г.: «Татекава говорит, что он пришел для того, чтобы дать ответ на предложения т. Молотова от 18 ноября… Японское правительство считает, что проект пакта о нейтралитете заслуживает изучения, а проект протокола о ликвидации концессий является абсолютно неприемлемым. Японское правительство предлагает Советскому Союзу продать Японии Северный Сахалин с тем, чтобы положить конец спорам между СССР и Японией.
Далее Татекава говорит, что уже в беседе 18 ноября, когда т. Молотов говорил о возвращении некоторых утерянных территорий и указывал, в частности, на Южный Сахалин и Курильские острова, то уже тогда это вызвало большое удивление посла. Северный Сахалин, продолжает Татекава, в свое время принадлежал Японии, но ввиду большой занятости Японии внутренним устройством своей страны в эпоху Мейдзи ей в 1875 году пришлось пойти на большую уступку и передать Сахалин России. Позднее Япония по мирному договору 1905 года возвратила южную часть Сахалина. В 1920 году в связи с инцидентом в Николаевске на Д[альнем] В[остоке] Сев[ерный] Сахалин был оккупирован Японией в качестве гарантии, и в 1925 году, во время заключения Пекинской конвенции, когда советская сторона выразила искреннее сожаление об этом инциденте, японское правительство согласилось эвакуировать Северный Сахалин за счет предоставления советским правительством нефтяной и угольной концессий Японии. Все эти исторические факты, указывает Татекава, ясно говорят о заинтересованности Японии в Сахалине, и в данном случае право возврата утерянных территорий скорее принадлежит Японии. Права Японии на концессии Северного Сахалина и на рыболовство являются политическими правами, в корне отличаясь от тех прав, которые СССР предоставляет другим иностранным государствам.
Затем, напомнив слова т. Молотова, сказанные им в беседе 18 ноября о том, что после заключения советско-германского пакта о ненападении без возвращения утерянных территорий нельзя заручиться согласием советского народа на заключение пакта о ненападении, Татекава указывает, что этот возврат утерянных территорий имел место за счет третьих держав, а не за счет Германии, и потому это в корне отличается от возвращения тех территорий, которые требуют от Японии, и это наносит ущерб Японии. Так как продажа Россией Аляски США уменьшила споры и конфликты между двумя странами, то посол твердо уверен, что и продажа Северного Сахалина положила бы конец спорам и конфликтам между обеими странами и способствовала бы установлению длительного мира между Японией и СССР. Татекава высказывает пожелание, чтобы его слова были приняты во внимание…
Тов. Молотов говорит, что проект протокола был составлен с учетом того, что он узнал в Берлине от Риббентропа, который сообщил ему, что, по его сведениям, японское правительство готово пойти навстречу в вопросе о ликвидации угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине при достижении соглашения с Советским Союзом по вопросу пакта о ненападении. Отсюда и возник вопрос о проекте протокола. И т. Молотов, полагая, что информация Риббентропа не вызывает сомнений, считал протокол минимальной предпосылкой, при которой только и возможно обсуждение пакта о нейтралитете. Таким образом, этот вопрос возник не случайно, а в связи с теми беседами, которые т. Молотов имел в Берлине.
Татекава, касаясь содержания беседы т. Молотова с Риббентропом, указывает, что в период пребывания Стамера [Штамера] в Японии последний имел беседу с Мацуокой относительно японо-советских отношений. И, насколько ему известно из последующей беседы с Мацуокой, во время беседы Стамера с Мацуокой речь шла не об отказе Японии от концессий, а о продаже Северного Сахалина Японии, и разговор об уступке мог бы идти в том случае, если бы СССР пошел на уступки Японии в других спорных вопросах…
Тов. Молотов повторяет, что он основывал свои выводы не на том, что говорит Стамер, а на беседах с Риббентропом, и к этому он ничего другого добавить не может…
Тов. Молотов, касаясь предложения японского правительства о продаже Северного Сахалина, говорит, что по этому вопросу ему нечего добавить к тому, что он публично говорил 29 марта на сессии Верховного Совета. В своем выступлении на сессии он иронически коснулся предложения одного из членов японского парламента о продаже Северного Сахалина и, в свою очередь, заявил, что в СССР нашлись бы покупатели на Южный Сахалин. Что же касается продажи Северного Сахалина, то об этом не может быть и речи…
