— Приехал только что вообще-то, — Ольховский чуть потянул Аленку к себе, усаживая её на свои колени. — Не мог нормально работать, зная, что ты тут встречаешься с бывшим.
— Боялся за меня или ревновал?
— Почему «или», золотко? — Макс чуть усмехнулся. — И то, и то, и ты даже не представляешь, насколько сильно я боялся и ревновал.
В кармане у Ольховского, прямо под бедром Аленки, что-то завибрировало. Телефон. Макс выудил его из кармана, скользнул пальцем по дисплею, принимая звонок, прижал смартфон к уху, зажимая его плечом.
— Да, Валер, я слушаю...
И с минуту Макс слушал, что ему говорят, осторожно поглаживая Аленкино колено пальцами.
— Хорошо, спасибо, что подстраховал, — наконец произнес он. Из трубки донеслось отчетливое: «Сочтемся», — на что Макс фыркнул и сбросил вызов. Долгую пару минут он смотрел на Аленку.
— Твой бывший добрался до метро. Дальше его отслеживать не стали, — буднично улыбнулся Макс.
— И туда-то не надо было, — Аленка скривилась, пытаясь вышвырнуть из головы все ненужные мысли. Вадик не стоил таких усилий, совершенно.
— Рус, вези нас домой, — Макс произнес это, повысив тон, и только сейчас до Аленки дошло, что вообще-то в водительском кресле сидит еще один человек.
— Личный водитель? — удивленно уточнила она. Нет, она, конечно, понимала, что у Макса деньги были, и его столичная зарплата была в пару-тройку раз больше зарплаты провинциальной программистки, но все-таки это было слишком шикарно.
— Взял рабочего, — Макс отмахнулся, будто это было несущественно. — Ты почему ревела, солнечная? Он тебя обидел?
Он был напряжен. В его тоне, в позе, в пальцах, по-хозяйски сжимавших Аленкино колено, сквозило беспокойство. Будто бы он вопреки здравому смыслу хотел озвучить вопрос: «Или может, ты хочешь его вернуть?». Только этим можно было объяснить явственное, едва заметное напряжение. Потому что вроде как больше было и не из-за чего. До чего неправильно он понял Аленкины слезы...
— Да просто нахлынуло, — неохотно откликнулась Аленка. — Кислицын умеет вытрепать нервы парой фраз, сейчас просто вспомнились те гадости, что он мне частенько наговаривал. Да еще и после его побега у меня долго были проблемы с теми, кого он кинул. Они же ни с кого не могли спросить украденные им деньги, только с меня. Им было плевать, что он и меня обокрал тогда. Мы с матерью аж переехали на другой конец города, чтобы нас не доставали. Честно говоря, даже город думали сменить, но вроде сейчас все улеглось.
Теплые пальцы сжали её подбородок. Макс потянул её лицо к себе, невесомо коснулся губами переносицы.
— Все хорошо, солнечная, — шепнул он. — Все уже хорошо, я тебя никому не отдам. И обижать тебя никому не позволю. И прости, что позволил сегодня...
Ох, Макс. И вот он еще смел думать, что Аленка кого-то там могла хотеть вернуть. Когда вот он, воплотившийся в реальность сон, мечта, в которую хочется завернуться. Мужчина, рядом с которым любая старая боль отступала, истаивала, заживала до почти незаметных шрамов. Рядом с ним-то было нечего бояться. Уж кто-кто, а Макс Аленку не обманет. И менять даже несколько дней с ним на вечность с Вадиком? Да ладно, Аленка, что, враг самой себе, что ли?
Остаток дороги удалось провести так, чтобы водитель не мог пожаловаться, что Ольховский пользуется служебной машиной не только в личных, но еще и неприличных целях. Хотя на самом деле это только Аленке удалось, хотя это и было сложно, а вот Макс с абсолютно спокойной улыбкой сидел себе, запустив правую, невидимую водиле руку Аленке под юбку, забрался в её трусики, как будто так и надо было, и легонечко поглаживал там, у самого входа в лоно. Кажется, его пальцы там танцевали какой-то ритуальный танец. И не только ведь ласкал самым непотребным образом, но еще и нашептал Аленке на ухо, что бы он сейчас с ней сделал, если бы у них не было свидетелей. Нет, он по-прежнему был мастером «вербального секса», а Аленка сейчас очень хотела нырнуть в ванну со льдом, остужать раскаленный мозг — ну и тело тоже, да. Как от неё пар не шел — была загадка.
— Ты издеваешься, да? — тихо шепнула ему Аленка в какой-то момент. Слава богу — магнитола голосила что-то дурным голосом про алкоголичку, водитель всего этого вроде не слышал. Ну, по-крайней мере на его физиономии был профессиональный покерфейс.
— Я тебя перенастраиваю, — усмехнулся Макс лучшей из всех своих обезоруживающих улыбок. — Потому что мне испортили весь мой коварный план.
— Нравится меня мучить?
— Мне нравится заставлять тебя кончать, — бархатным шепотом сообщил Макс. — Нравится тебя возбуждать, так, чтобы ты думать ни о чем не могла, только обо мне. Мне много что нравится делать с тобой, Сан, но не мучить, ни в коем случае.
— Ну, ладно, убедил, — Аленка прижалась к его колючей щеке губами. — А что там с обещанным наказанием? Ты не передумал?
— О нет, милая, — коварно улыбнулся Макс. — Можешь даже не надеяться на мое милосердие. Дай только до дома добраться…
25. Шарик. Просто шарик
— Макс...
Ответом на этот практически капитулирующий стон стала лишь усмешка.
— Кто-то там называл меня мастером.
Аленке хотелось сгореть. Потому что в принципе жить вот так, как сейчас — раскаленной до бела, — было, конечно, офигеть как приятно, остро, волнующе, но на самом деле — почти невыносимо. Потому что вот здесь был Макс, то и дело провоцирующий Аленку случайными прикосновениями, а внутри Аленки, в тесно сжатом лоне, касался внутренних стенок шарик со смещенным центром тяжести.
Честно говоря, сначала Аленка не особенно поняла, в чем прикол этой затеи. Ну подумаешь, шарик, он небольшой, с членом несравнимый, а потом...
А потом поняла, что гулять с подвижным ребенком, ходить торопливым шагом, подниматься по лестницам, спускаться по ним — когда внутри тебя трется о чувствительные стенки и задевает очень чувствительные точки прохладное инородное тело с бархатистой поверхностью, действительно — то еще испытание.
И если сначала все было так невинно, ну подумаешь, легкое трение, это даже приятно, то сейчас — смертельно хотелось забиться куда-нибудь в туалет, сжать пальцами клитор и довести саму себя до разрядки. Но во-первых, этого делать было нельзя, потому что вообще-то Макс был рядом. Смотрел на Аленку своими шоколадными глазищами так жадно, будто в уме её как раз шоколадом и обмазал, и медленно, неторопливо облизывал. А во-вторых — по условиям игры этого делать было нельзя. То есть, даже если бы у Аленки и была возможность сжульничать и получить, наконец, свой долгожданный оргазм — она бы не стала этого делать, потому что не хотела проигрывать.
Приходилось терпеть и наслаждаться собственной честностью. Ей-богу, чувствительность повысилась в разы. Аленка даже ощущала, что шарик был не полностью гладкий, а слегка рельефный. Самую чуточку — наверное, будь рельеф очень ярко-выраженным, Аленка бы уже проиграла, но нет — пока она держалась. Зато полностью изучила «наощупь» и продольную извилистую линию, опоясывающую шарик, и две выпуклости, расположенных асимметрично. Выпуклости эти были действительно маленькие, но когда они — именно они — задевали какой-то очень чувствительный участок лона, — у Аленки из ушей чуть искры не летели. В эти моменты она сжимала локоть Макса еще сильнее, впивалась в него пальцами — а хотелось зубами. Потому что жарко было и снаружи — все-таки лето в кои-то веки не скупилось на тепло, — и внутри, причем количеством тепла, что сейчас пропекало Аленку до румяной корочки, можно было бы обогреть пару московских микрорайонов.
