Джексон прислушивался, надеясь на вопль надвигающихся сирен, но различал только тишину. Снова и снова он опускался на колени в кровь, в свежую липкую жижу, – и кровью истекали не девушки. Очевидно, тот, кого подстрелил Винс. Энди. Томми, Энди и Стив. Веселая троица.
– Так, – сказал Винс, внезапно вскочив. – Пойду поищу эту сволочь Энди, надо его кончить.
Впрочем, идти искать Винсу не пришлось: считаные секунды спустя Энди и сам их нашел – ввалился в палату, рухнул на стену и сполз на пол. Было ясно, что всю эту кровь производит он.
– Помогите, – сказал Энди. – Блядь, умираю.
Джексон сообщил, что «скорая» уже едет, шагнул было к нему, хотел помочь, но Винс опять наставил пистолет и сказал:
– Не надо. Вот не надо. Пускай эта сволочь кровью истечет.
– Энди? Винс? Это что у вас здесь такое?
Стивен Меллорс. Которого Джексон в последний раз видел в Лидсе, в баре, где Стив глазами ощупывал Татьянины прелести. Томми, Энди и Стив. Кто войдет следующим? Может, Татьяна? В сопровождении отца-клоуна? Потому как у нас тут явный цирк. Стивен Меллорс, как и Винс, на праздник явился вооруженным – с бейсбольной битой, точно громила из подворотни. Запоздало заметив Джексона, он нахмурился:
– Броуди?! А что?..
– Мы тут, бля, не чаевничать собрались, – перебил его Винс. – И не знакомиться. Играть в «передай посылку» никто не будет. Мороженого и варенья не планируется. Пошел вон туда, – сказал он, указав пистолетом. – Иди в угол и сядь, закадыка, – ухмыльнулся он.
– Винс, успокойся, – посоветовал Стивен Меллорс – а это, как известно, примерно худшее, что можно сказать человеку, который размахивает стволом. – Хорошо, хорошо, – прибавил он, когда Винс прицелился в него тщательнее. И обиженно плюхнулся на пол.
– Биту свою дебильную положи, – сказал Винс. – Хорошо. Пни ее ко мне.
– Подыхаю, – пробубнил Энди. – А то, может, вы не заметили.
– У тебя просто царапина, – сказал ему Винс. – Не гони волну.
– Мне надо елеосвящение.
– Без понятия, что это, но его тебе не надо.
Бывший католик Джексон хотел было пояснить термин, но передумал: Винс теперь ровно целился в голову Стивену Меллорсу, и, вполне вероятно, елеосвящение вот-вот понадобится этому последнему.
– Не стреляйте, – сказал Джексон. – Вы этого не хотите, Винс. – (Тоже популярный в «Балкере» афоризм.)
– Я-то как раз хочу.
– Сюда уже едет полиция.
– Не врите. И вообще, это не важно. Знаете, – непринужденно продолжал он – ни дать ни взять два кореша за пивом в пабе, – я когда служил в армии, у нас кое-кто говорил, что лучше погибнуть в бою, биться до последнего, чем оттрубить свои девять десятков. Чем тащиться по жизни, – слегка усмехнулся он. – И я этого никогда не понимал.
– А теперь понимаете?
– Ага. И вы, я думаю, тоже.
– Нет, – сказал Джексон. – Прежде – возможно, сейчас нет. Лично я готов тащиться до упора. Охота с внуками познакомиться. Опустите пистолет, Винс. – (Разговаривай с ним, пусть он говорит. Люди не стреляют, пока говорят.) – Подумайте о дочери… Эшли, да? Приедет полиция с отрядом спецназа. Вас могут застрелить – если они стреляют, то на поражение.
– Да не приедет никакая полиция, – сказал Винс.
И, похоже, ошибся. Похоже, полиция уже приехала. В палату вошли две девушки – не то чтобы спецназ, однако цирковая труппа собралась в полном составе.
– Детектив-констебль Ронни Дибицки, – объявила одна, предъявляя удостоверение. – Прошу вас, сэр, опустите пистолет, пока кто-нибудь не пострадал.
– Я вот уже пострадал, – отметил Энди Брэгг.
Их дуэтная стойкость под дулом заряженного пистолета восхитила Джексона. Храбрые, подумал он. Мужчины падают. Женщины восстают.
– Этому человеку срочно нужна медицинская помощь, – сказала одна детектив-констебль, опускаясь на колени подле Энди Брэгга. Хотела было заговорить в рацию, но Винс сказал:
– Бросьте. Встаньте, отойдите от него.
– Ничего, «скорая» уже едет, – сказал Джексон.
И не одна, хотелось бы верить.
– Замолчите, – сказал Винс. – Все.
Он нервничал все сильнее, что неудивительно. Под этим своим пистолетом он теперь пас толпу народу, в том числе двух офицеров полиции, и обе, похоже, с Винсом уже знакомы. («Мистер Айвс, вы меня помните? Ронни Дибицки».)
– Кто-нибудь может объяснить, что тут происходит? Мистер Броуди? – обратилась одна к Джексону.
– Помимо самоочевидного? Нет. – Пауза: Джексон засек «мистера Броуди». – Вы откуда знаете, как меня зовут? – растерялся он.
– Мистер Броуди, это же я. Реджи. Реджи Дич.
– Реджи?
Миры сталкивались и слипались. Может, Джексон взаправду взял и спятил. Или у него глюки. Или это альтернативная реальность. Или все три варианта разом. (Реджи! Малютка Реджи Дич!)
– Задержите его, – сказал ей Винс, стволом указывая на Стива Меллорса. – Его зовут Стивен Меллорс, и он мозг всего предприятия.
Энди Брэгг заворчал – кажется, не согласился с характеристикой «мозг».
– Потому что иначе я его пристрелю, – сказал Винс. Шагнул к Меллорсу и повторил: – Задержите его, – и теперь дуло и голову Меллорса разделяли считаные дюймы. – Иначе пристрелю, честное слово. Выбор за вами – так или эдак. Я бы лучше выстрелил, но задержание меня устроит.
– Да ебаный же в рот, – сказал Меллорс, ни к кому конкретно не обращаясь.
Очевидно, один только Джексон заметил, как Ронни Дибицки выскользнула за дверь, – все остальные увлеченно наблюдали за пистолетом и отмечали его близость к голове Стивена Меллорса.
– Стивен Меллорс, вы задержаны по подозрению в… – произнесла Реджи. Покосилась на Джексона, и он сказал:
– Попробуй для начала тяжкие телесные. Потом, наверное, сможешь добавить Закон о современном рабстве. И еще пару-тройку тонких штрихов.
– Стивен Меллорс, – сказала Реджи, наградив Джексона недобрым взглядом, – вы задержаны по подозрению в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью. Вы не обязаны давать показания, но если при допросе вы не упомянете того, на что впоследствии сошлетесь в суде, это может помешать вашей защите. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательств.
И тут одна из девушек нестойко вскочила и, точно обвинительница в мелодраме, ткнула в Стивена Меллорса пальцем.
– Марк Прайс, – сказала она. – Ты Марк Прайс.
Грузоперевозки
Снились ей сливы. Всего несколько дней назад они сидели коленка к коленке, Надя, и Катя, и их мать, на балкончике материной квартиры, ели сливы из старой пластмассовой миски. Сливы были цвета синяков. Больших лиловых синяков.
