* * *
Аннели проснулась хорошо отдохнувшей; голова ее была занята грядущим планом действий. Уже через сутки она избавит мир от еще одного никчемного существа. Ах, какое же это потрясающее чувство! Конечно, она прекрасно понимала, что в общепринятом смысле это неправильно. Самоуправство, не говоря уже об убийстве, стояло вне закона. Но если подумать о многих тысячах часов, в течение которых эти подлые девицы дурачили ее саму и всю систему в целом, разве не пора наконец кому-то взять на себя ответственность за их устранение ради всеобщего блага? А если подумать о скорости падения нравов в современной Дании, то множество вещей следовало бы осудить еще жестче, чем ее небольшую месть. Политики ведут себя по-свински и навязывают обществу поспешные решения и безумные идеологии, характерные для диктатур. И что, черт возьми, значат два ничтожных убийства в сравнении с самодискредитацией власти в масштабах целой нации?
Аннели сидела на своей маленькой кухне с жуткими дверцами шкафов, обклеенными пленкой, и потихоньку встраивала в собственное глубоко индивидуальное представление о мире это новое ощущение праведного гнева и стремление к эпохальной активности. Здесь, в этой убогой каморке, она возомнила себя действующей от лица исполнительной власти мирового масштаба, и никто не мог ей перечить.
Аннели намеревалась отпраздновать новость о гибели Мишель, которая вот-вот появится в СМИ, и как следует порадовать себя. Купить шмотки, которые раньше не позволяла себе приобрести, побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. И лишь затем продумать детали своей следующей «карательной экспедиции».
Однако, когда она включила телетекст и отыскала нужный сюжет, ее словно пырнули кинжалом в сердце, и ощущение счастья вмиг улетучилось.
«Молодая женщина, сбитая на северо-западе Копенгагена водителем, скрывшимся с места преступления, чудом выжила», – гласила строка на экране.
Аннели окаменела. Она снова и снова перечитывала новость, прежде чем пришла в себя, а затем лихорадочными движениями прокрутила текст вниз.
Имя жертвы не называлось по понятным причинам, но не оставалось ни единого сомнения, что это была Мишель Хансен.
В отчаянии Аннели перечитывала текст опять и опять, надеясь отыскать что-нибудь про «крайне тяжелое состояние» пострадавшей, но ничего такого не обнаружила. Она была шокирована. Едва могла дышать.
Затем в глазах у нее потемнело, и она рухнула на кухонный пол.
* * *
Когда Аннели очнулась и с трудом отползла в угол кухни к холодильнику, ее одолела целая череда неприятных вопросов. Итак, вправду ли Мишель Хансен видела ее лицо? Но как она могла успеть что-то увидеть сквозь такое грязное лобовое стекло? Тем более что речь шла о какой-то доле секунды. И если она все-таки узнала ее, что же это означало? Аннели прекрасно понимала, что женщин средних лет, схожих с нею чертами лица, в городе пруд пруди. Так что она запросто может откреститься. Сослаться на то, что девушка фантазирует или совершенно сознательно наговаривает на нее, так как питает к ней ненависть. Что она просто-напросто паразитирует на обществе и таким недостойным способом пытается мстить Аннели, так как та усложняет ей жизнь.
Аннели убедила себя в том, что больше никто не мог ее заметить. Улица была абсолютно пустой, и, хотя кто-то и мог наблюдать за происходящим из окна, едва ли эти свидетели сумели бы идентифицировать ее.
Задумавшись, она пододвинула к себе бутылку красного вина и открутила крышку. А что, если кто-то успел разглядеть регистрационный номер машины? От этой мысли у нее даже дрогнула рука, когда она наливала себе вино. Ведь в таком случае полиция уже вовсю разыскивает этот автомобиль.
Размышляя, Аннели осушила бокал в два глотка.
Каким образом она узнает о том, что машина находится в розыске? А если та в розыске, на достаточном ли расстоянии от ее жилища на Веберсгэде она припаркована?
Аннели оценивала ситуацию со всех точек зрения. И теперь многое казалось ей неправильным. В первую очередь то, что Мишель Хансен жива и в связи с этим весь грандиозный проект поставлен под угрозу.
– Нет! – громко крикнула она после третьего бокала.
Впервые в жизни Аннели заметила, что действительно живет. Внезапно она ощутила, что жажда жизни переполняет ее, и она ни за что не желала отказываться от этого нового ощущения. Даже под риском разоблачения Аннели не собиралась останавливаться.
Она оделась, даже не приняв душ, решительно вышла на улицу в мягкий солнечный свет и направилась к месту, где оставила красный «Пежо». Дождалась, пока на улице станет безлюдно, а затем отогнула пластик от выбитого бокового стекла и, открыв дверцу, села за руль и вставила отвертку в замок зажигания.
У нее созрел план, не только мудрый, но и очень простой. Необходимо было узнать, обладает ли полиция информацией о регистрационном номере автомобиля, сбившего девушку, – а что может лучше помочь ей в этом, чем припарковать машину в каком-нибудь оживленном месте с интенсивным дорожным движением и частыми визитами полиции? Таким образом рано или поздно она получит ответ на вопрос, интересуются ли они данным средством передвижения.
За те два часа, что Аннели стояла в некотором отдалении и наблюдала за припаркованным «Пежо», мимо неспешно проехали как минимум четыре полицейские патрульные машины. И поскольку ничего так и не случилось, Аннели заплатила за парковку и оставила «Пежо» в покое. Если он так и будет стоять тут до завтра, значит, ее орудие возмездия остается при ней.
* * *
Она изменила имя на Сенту Бергер в честь популярной немецкой кинозвезды, и Аннели никак не могла привыкнуть к новому имени. Прежде эта самая Сента была Аней Ольсен, затем стала Олин Анжу и наконец успокоилась на более гламурном имени, которому никоим образом не соответствовала. Она являлась давней клиенткой Аннели – с восемнадцати лет девушка действовала ей на нервы своим самодовольством и зашкаливающей привередливостью; теперь же она превратилась в надменную дрянь двадцати восьми лет, которая ничего собой не представляла, зато сверкала, как медный таз. Аннели передергивало от одной мысли об этой Сенте, а потому она очень обрадовалась, когда ее перевели работать в другой офис и эта тварь осталась в ведении других сотрудников. И все же, несмотря на то что по службе она больше не пересекалась с этой отвратительной «куклой Барби», в городе та постоянно попадалась ей на глаза. Сента всегда была обвешана пакетами из магазинов одежды, она тратила государственные средства исключительно на то, чтобы удовлетворить жажду потребления. После таких встреч Аннели часами испытывала гнев и возмущение. И потому она вовсе не случайно вытянула номер Сенты в этой чудной лотерее с участием девушек-бездельниц, тем самым приговорив Бергер к смерти.
Аннели не спешила. Обычно такие бездельницы редко выбираются на улицу раньше обеда после субботней вечеринки, так что она удобно расположилась на водительском сиденье с термосом в руках и вперила взгляд в дверь подъезда, откуда должна была выйти девушка. Если она будет не одна, Аннели отложит свой план на другой день. Или если на улице вдруг окажутся пешеходы.
