Бабка напрасно ожидала получить ответ. Она покачала головой. Дениса уже знала, к чему идет.
– Я не раз говорила это прежде и предупреждала тебя, Дениса. Возможно, ты считаешь, что сидеть вот так, свесив ножки, совершенно в порядке вещей? Это просто потрясающе. Но ты не настолько красива, моя милая, и, боюсь, уж точно не станешь красивее лет эдак через пять.
Дениса с шумом выдохнула. Еще пара минут, и она сбежит отсюда.
Бабка повернулась к своей дочери с таким же холодным презрением во взгляде.
– Ты и сама была такой же, Биргит. Всегда думала только о себе и палец о палец не ударила, чтобы чего-то добиться. Что бы ты делала без меня и отца? Если б мы всё за тебя не оплачивали, пока ты впустую тратила время, одержимая манией величия?
– Мама, я все-таки работала. – Мать произнесла эту фразу с жалобной интонацией. На протяжении долгих лет ее попытки возразить попросту растворялись в воздухе.
Бабка потрясла головой и вновь обратилась к Денисе:
– А ты! Ты не сможешь устроиться на работу даже туда, где надо просто аккуратно складывать шмотки; даже не рассчитывай на это.
Дениса развернулась на сто восемьдесят градусов и скрылась на кухне, ощущая за собой отголоски бабушкиной отравы.
Если б можно было изобразить в качестве диаграммы то, что творилось у нее внутри, здесь в равных пропорциях присутствовали бы закостенелая ненависть, чувство мести и сплошной поток образов из прежней жизни, искаженных бабкиным восприятием. Дениса вновь и вновь выслушивала эту клевету и всякий раз испытывала боль, что не могло ее не раздражать. Про то, из какой чудесной семьи вели свое происхождение они с матерью. Про золотые годы, когда дед содержал собственную обувную мастерскую в Рёдовре и неплохо зарабатывал.
Вздор! Разве женщины в этой семье не сидели всегда дома, предоставленные сами себе? Разве не находились они исключительно на попечении собственных мужей, не занимались целиком и полностью домашним хозяйством, не ухаживали за членами семьи и так далее?
Вот то-то и оно!
– Мама! – раздался крик из комнаты. – Не надо обращаться с ней так жестоко, она…
– Денисе двадцать семь лет, и она ничего не умеет, Биргит. НИЧЕГОШЕНЬКИ! – орала ведьма. – Как вы собираетесь жить, когда меня не станет, скажи мне? А ты подумай об этом, ибо можете не рассчитывать, что я оставлю вам сколь-нибудь приличное наследство. Вообще-то у меня есть свои собственные потребности.
И это тоже они с матерью уже слышали сто раз. Сейчас она начнет нападать на мать Денисы. Обзовет ее голодранкой, неудачницей, затем обвинит в том, что та наделила дочь всеми собственными плохими качествами.
Отвращение и ненависть отзывались у нее в районе диафрагмы физическим дискомфортом. Дениса терпеть не могла этот пронзительный голос, требования и обвинения. Она ненавидела собственную мать за слабость и за то, что та не смогла удержать рядом с собой мужчину, который позаботился бы о них. Ненавидела бабку за то, что она-то как раз это сумела.
И когда уже она наконец преставится?!
– Я сматываюсь, – холодно бросила Дениса, вернувшись в столовую.
– Неужели? Ну, тогда вы не получите вот это. – Бабка вытащила из сумки небольшую пачку купюр достоинством в тысячу крон и потрясла ею перед присутствующими.
– Дениса, подойди сюда и сядь, – попросила мать.
– Да-да, подойди и сядь, прежде чем отправишься торговать собой, – обрушилось на девушку очередное оскорбление. – Отведай дрянного угощения матушки, а потом отправишься веселиться с мужиками. Но берегись, Дениса, ибо на такую, как ты, никогда не западет нормальный парень! Шваль с искусственными волосами ненатурального оттенка, ненастоящая грудь, дешевые побрякушки и неестественный цвет лица… Неужели ты думаешь, что тебя не раскусят за одну секунду, милая моя? Или ты считаешь, что нормальный мужик не отличит элегантную женщину от дешевой потаскухи? Может, ты надеешься, что, стоит тебе лишь раскрыть свой красный, как почтовый ящик, рот, приличный человек не заметит, что ты ни черта не знаешь и не можешь поддержать разговор? Не заметит, что ты всего лишь ноль без палочки?
– Ты ничего обо мне не знаешь, – процедила Дениса. Почему старая грымза никак не остановится?
– Ага! Ну так расскажи мне наконец, что ты собираешься делать, прежде чем «смотаться», как ты выражаешься. Поведай мне, чтобы и я была в курсе, меня эта тема чрезвычайно интересует. Какие у тебя планы? Быть может, ты метишь в кинозвезды? Помнится, в детстве, когда ты была куда приятнее, чем теперь, ты буквально бредила этой идеей. А возможно, тебя больше привлекает стезя художника, несомненно знаменитого? Ну давай же, говори скорее, мне не терпится узнать о твоей очередной затее! Чем ты будешь морочить голову своему социальному консультанту на этот раз? А может быть…
– Да заткнись ты уже наконец! – не выдержав, заорала Дениса, перегнувшись через стол. – Замолчи, отвратительная тварь! Ты сама ничуть не лучше. Или ты способна делать еще что-то, кроме как извергать яд?
Если б эта тирада сработала! Если б бабка откинулась на спинку стула и притихла, Дениса в кои веки раз получила бы возможность спокойно посидеть и доесть отвратительное коричневое месиво. Но не тут-то было.
Мать Денисы была действительно потрясена, она сидела и ковыряла ногтями сиденье стула; а вот бабка ничуть не смутилась.
– «Заткнись», говоришь?! И это все, на что способны твои куриные мозги? Ты, наверное, полагаешь, что твои лживые отвратительные слова сразят меня наповал? А ты знаешь, я тут подумала – придется мне повременить с выдачей вам материальной помощи до тех пор, пока ты сама ко мне не придешь и не извинишься, искренне и внятно.
Дениса так резко вскочила из-за стола, что задрожал сервиз. Разве может она позволить ведьме насладиться триумфом и позорно лишить их с матерью средств к существованию?
– Бабушка, отдай деньги маме, или я сама у тебя их заберу! – прошипела она. – Выкладывай деньги на стол, иначе пожалеешь!
– Кажется, ты угрожаешь? Я правильно трактую твой тон? – прошептала бабка в ответ, поднимаясь со стула.
– Может, хватит уже? Эй вы, двое! Сядьте на место! – увещевала их мать. Но никто ей не внял.
Дениса слишком ясно представляла себе перспективу. Бабка никогда не оставит ее в покое. Прошлым летом ей исполнилось шестьдесят семь, а судя по ее складу, она намерена дожить как минимум до девяноста. Впереди открывалось будущее, состоящее из нескончаемых упреков и скандалов.
Дениса прищурилась.
– Бабушка, послушай. Я не вижу между нами большой разницы. Ты вышла замуж за отвратительного престарелого нациста, который обеспечивал тебя всю жизнь. Чем же это лучше?
Эти слова потрясли старуху. Она резко откинулась назад, словно в нее плеснули чем-то едким.
– А разве не так? – продолжала кричать Дениса, пока ее мать причитала, а бабка бросилась натягивать верхнюю одежду. – И на что мы теперь должны жить, а? Эй, ты! Отдай нам деньги, черт возьми!
