Он кивает с таким виноватым видом, будто только что признался, что обманом получил звание «Лучший отец».
Отлично. Я получала подарки от мамы, думая, что их присылает папа. Как же все запутано.
– Слушай, а у тебя вообще есть день рождения? – спрашиваю я, так и не придумав ничего другого. – Я всегда считала, что ты родился одиннадцатого июля.
Папа улыбается:
– Это был первый день, который я полностью провел с твоей мамой. Одиннадцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
– О. Так, значит, тебе всего двадцать три года.
«Они так похожи с Джеффри», – думаю я, глядя на его лицо. Те же серебристые глаза, одинаковый цвет волос и золотистый оттенок кожи. Только разница в том, что папа старше этого места и обладает поистине нерушимым спокойствием, а Джеффри шестнадцать и он бунтует против всего мира. И «занимается своими делами», что бы это ни значило.
– Ты видела Джеффри? – спрашивает папа.
– Читать чужие мысли невежливо. Но да. Он приходил ко мне. И звонил пару раз, по большей части для того, чтобы я не отправилась на его поиски. Он живет где-то неподалеку. Мы завтра встречаемся с ним в кафе «У Джоанны». Единственный способ заставить его провести со мной время – заманить бесплатной едой. Но, главное, это работает. – И тут у меня возникает блестящая идея. – Ты должен пойти с нами.
– Он не захочет со мной разговаривать, – не раздумывая, выпаливает папа.
– Ну и что? Он же подросток. А ты его отец, – говорю я.
А затем мысленно добавляю: «И должен заставить его вернуться домой».
Папа качает головой:
– Я не могу ему помочь, Клара. Я просмотрел все возможные варианты будущего, и Джеффри никогда не слушается меня. И, если честно, мое вмешательство все только ухудшает. – Он прочищает горло. – Но я пришел не только ради подарка. Мне поручили тренировать тебя.
Сердце начинает колотиться в груди.
– Тренировать меня? Для чего?
На его челюсти играют желваки, пока он обдумывает ответ.
– Не знаю, известно ли тебе это, но я солдат.
На мой взгляд, это слишком скромное определение для предводителя божьей армии, но не буду придираться.
– Да, я слышала об этом.
– И специализируюсь на владении мечом.
– Владение мечом? – переспрашиваю я, и мой голос невольно срывается на крик, отчего на нас начинают коситься прохожие. – Ты собираешь научить меня сражаться с мечом? – понизив голос, спрашиваю я. – То есть… пылающим мечом?
«Но ведь он появляется в видении Кристиана, – думаю я. – Не в моем. Не я сражаюсь им».
Папа качает головой:
– Люди часто принимают его за пылающий меч, но на самом деле этот меч соткан из сияния венца. Меч света.
Мне с трудом верится в услышанное.
– Меч света? Но почему я?
– Это часть плана, – поколебавшись, признается он.
– Понятно. То есть существует какой-то божественный план, в котором мне определена роль?
– Да.
– А у тебя есть копия этого плана, чтобы взглянуть на нее? Хотя бы одним глазком?
Уголок его рта приподнимается в улыбке.
– Он еще не закончен. Так ты готова приступить? – спрашивает папа.
– Что, прямо сейчас? – удивляюсь я.
– Нет времени лучше, чем настоящее, – говорит он, и, уверена, эти слова кажутся ему отличной шуткой.
Он подходит, чтобы взять у меня велосипед, и мы медленно шагаем в сторону «Робл».
– Кстати, как дела в университете? – спрашивает он, как любой другой заботливый отец.
– Хорошо.
– А у твоей подруги?
Мне кажется странным, что он спрашивает о моих подругах.
– Ну… у какой?
– Анджела, – уточняет папа. – Ведь это из-за нее вы поехали в Стэнфорд, верно?
– Ох. Да. Кажется, у Анджелы все хорошо.
По правде говоря, в последний раз мы с ней тусовались, когда она позвала меня в Мемориальную церковь. Я звонила ей на прошлых выходных, чтобы пригласить на новый ужастик, который вышел в преддверии Хэллоуина, но она меня отшила. Сказала, что занята. Также она отказалась сходить на вечеринку или поэтические чтения, куда я звала ее в надежде отвлечь от учебы. И даже на курсе гуманитарных наук она вела себя крайне тихо и постоянно витала в облаках.
На самом деле в последнее время я чаще встречаюсь с ее соседками по комнате, чем с самой Анджелой. С Робин мы вместе ходим на занятия по истории искусств по понедельникам и средам, а после пьем кофе. А с Эми мы завтракаем вместе, без умолку болтая о всякой чепухе. И от них я узнаю, что Анджела либо пропадает в церкви, либо сидит в комнате, приклеившись к ноутбуку, или читая устрашающие на вид книги, или строча что-то в своем блокноте. К тому же она почти не вылезает из своего спортивного костюма и иногда даже забывает про душ. Судя по всему, она напряжена больше, чем обычно. Думаю, так на нее влияет предназначение и ее одержимость цифрой семь, парнем в сером костюме и всеми остальными подсказками из видений.
– Мне всегда нравилась Анджела, – говорит папа, что несказанно меня удивляет, ведь они виделись всего лишь раз. – Она очень страстно желает поступать правильно. Так что тебе следует присматривать за ней.
Я тут же делаю мысленную пометку позвонить подруге, как только выдастся свободная минутка. И понимаю, что мы уже добрались до «Робл». Папа останавливается и смотрит на увитое плющом здание общежития, пока я пристегиваю велосипед к стойке.
– Хочешь посмотреть, где я живу? – ощущая непонятную неловкость, спрашиваю я.
– Может, чуть позже, – отвечает он. – Сейчас лучше найти место, где нас никто не потревожит.
Мне не приходит в голову ничего лучше, чем подвал общежития, где есть комната без окон. В основном студенты используют ее, чтобы поговорить по телефону, не мешая своим соседям.
– Ну, это лучший вариант из всех, что мне удалось вспомнить, – ведя папу вниз, объясняю я.
А затем отпираю дверь и придерживаю ее, чтобы он мог осмотреться.
– Отличный вариант, – заходя внутрь, говорит он.
И в этот момент меня охватывает нервозность.
– Может, стоит размяться?
Голос отдается странным эхом от пустых стен маленькой, вызывающей клаустрофобию комнаты. Здесь пахнет грязными носками, прокисшим молоком и старым одеколоном.
– Для начала нужно решить, где бы ты хотела тренироваться, – говорит он.
– Разве не здесь? – обводя рукой комнату, интересуюсь я.
– Это отправная точка, – объясняет он. – Но лишь тебе решать, куда мы перенесемся.
