Но при этом никогда всерьез не задумывалась, что могу умереть.
«Господь, дай мне передышку, – поднимая глаза к потолку, я мысленно обращаюсь к нему за завтраком. В руках у меня поджаренный тост, а вдалеке бьют колокола Мемориальной церкви. – Мне всего восемнадцать. Зачем заставлять меня проходить через это – лесной пожар, видения, тренировки, – если меня все равно убьют?»
А может, это наказание? За то, что не выполнила предназначение в первый раз?
Или решающая проверка?
«Дорогой Господь, – пишу я в тетради в понедельник утром на уроке химии, слушая лекцию о законах термодинамики. – Я не хочу умирать. Я еще слишком молода. С уважением, Клара Гарднер».
«Пожалуйста, Господи, – молю я, просыпаясь в три часа ночи, чтобы успеть написать сочинение по книге «Бесплодная земля». – Пожалуйста. Я еще не готова. Мне страшно».
«Ты серьезно? – вопрошает с обложки Т.С. Элиот. – Я покажу тебе страх в горсти праха
[8]».
Анджела не появляется на занятиях поэзии. И не сдает сочинение. А значит, согласно правилам, ее не допустят до итогового зачета.
И от этой мысли меня пробирает озноб. Анджела Зербино, студентка-отличница, выпускница, подготовившая блестящую речь, выдающаяся ученица и любительница поэзии, вдруг завалила первое задание.
Нужно найти ее. Поговорить с ней. Прямо сейчас, черт возьми. И я не успокоюсь, пока не сделаю этого.
Как только заканчивается урок, я звоню Эми.
– Ты не знаешь, где Анджела? – спрашиваю я.
– В последний раз я ее видела в нашей комнате, – отвечает она.
– Почему она не пошла на занятия? Что происходит?
Ох, что-то определенно происходит.
Я несусь в «Робл», но, подойдя к зданию, резко останавливаюсь. Потому что на стойке для велосипедов сидит ворон.
– Что, не нашел места получше? – интересуюсь я.
Но вместо ответа птица перепрыгивает на один из велосипедов.
На мой велосипед.
А мне совершенно не хочется, чтобы ворон обгадил мой велосипед, пусть даже и сломанный. Я делаю несколько шагов вперед и принимаюсь размахивать руками.
– Уходи. Убирайся отсюда.
Он наклоняет голову вбок, но не двигается.
– Убирайся.
Я останавливаюсь прямо перед вороном. Нас разделяет меньше метра, но он не боится меня. Даже не двигается с места. А просто смотрит. И в этот момент я понимаю – а может, я уже давно это поняла, просто не хотела себе в этом признаваться, – что это не обычный ворон.
Это вообще не птица.
Так что я, словно дверь, открываю собственный разум, готовясь в любой момент захлопнуть его вновь. И на меня обрушивается та особая скорбь, которая мне так хорошо знакома. Я вновь слышу тот грустный мотив, что зазывал меня в прошлом году к полю за школьным двором. Мелодия, в которой говорится: «Вот кем я был когда-то, но теперь я навсегда остался один. И уже никогда не смогу вернуться. Никогда. Никогда».
Что ж, хорошая новость: я не параноик. Плохая – это Семъйяза.
Я отступаю на шаг назад, а затем захлопываю дверь в свое сознание с такой силой, что у меня начинает раскалываться голова. Но лучше уж так, чем эта нескончаемая скорбь.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу я. – Чего от меня хочешь?
Да, я пожалела его в прошлом году, ведь он так сильно заботился о маме, хоть и на свой извращенный лад. Пожалела в день похорон на кладбище, хотя даже сейчас не понимаю, что тогда на меня нашло. Я просто подошла к нему и отдала ему мамин браслет. А он забрал его и даже не попытался напасть, поэтому мы вернулись домой целыми и невредимыми. Но это не делает его менее опасным. Все-таки он падший ангел, подпитываемый силами тьмы. И уже дважды пытался прикончить меня.
Собрав все свои силы, я выпрямляюсь и смотрю в его широко раскрытые желтые глаза.
– Если ты прилетел, чтобы убить меня, то сделай это прямо сейчас, – говорю я. – А то у меня есть дела, которые нужно закончить.
Ворон переступает с лапы на лапу, а затем резко взлетает и несется прямо на меня. Вскрикнув, я пригибаюсь, готовясь к тому, что он вцепится мне в горло или что-нибудь в этом роде. Но птица проносится мимо меня так близко, что задевает щеку своими перьями, а затем устремляется к затянутому тучами небу.
Остановившись перед дверью в корпусе «А», я вновь пытаюсь дозвониться до Анджелы. Ее телефон звонит внутри, а значит, она в комнате. И это невероятная удача.
Я стучу в дверь.
– Да ладно тебе, Эндж. Я знаю, что ты там.
Наконец она открывает дверь. И я протискиваюсь внутрь до того, как она успеет запротестовать. Оглядевшись по сторонам, я понимаю, что ее соседок нет. Это хорошо, потому что вряд ли у меня получится сдерживаться.
– Что с тобой происходит? – выпаливаю я.
– О чем ты?
– Ты еще спрашиваешь? – кричу я. – Хватит юлить. Вся общага обсуждает, как ты «играешь в шахматы» по ночам с Пирсом. Тем, что КурЗ, медбрат общежития, который живет на первом этаже. Блондин, коротышка, немного неопрятный…
Она с улыбкой смотрит на меня, а затем закрывает дверь и запирает ее на ключ.
– Я поняла, о ком ты говоришь, – не поворачиваясь ко мне лицом, говорит она. – И – да, мы встречаемся. Вернее, «играем в шахматы» по ночам.
У меня отвисает челюсть.
Я проспорила Кристиану десять баксов.
Анджела упирает руку в бедро, и я замечаю, что у нее через плечо перекинуто влажное полотенце. На ней спортивные штаны и огромная футболка с эмблемой Йеллоустонского национального парка и изображением форели, а волосы заплетены в длинную косу. Ни обуви, ни носков, ни лака на ногтях рук и ног. Из-за ламп дневного света ее кожа кажется голубоватой, а под глазами виднеются темные мешки.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Да. Просто устала. Не спала всю ночь, работая над сочинением по поэме Элиота.
– Но ты не пришла на урок…
– Мне разрешили сдать чуть позже, – объясняет она. – В последнее время столько всего происходит, и я настолько завалена делами, что немного отстала от жизни. Поэтому потратила все выходные, чтобы наверстать упущенное.
Я кошусь на нее. Она явно что-то недоговаривает. Но почему?
– Ты сама-то в порядке? – интересуется она. – У тебя немного безумный взгляд.
– Ну, даже не знаю. На днях объявился отец и сказал, что ему поручили научить меня обращаться с мечом. Мечом Света. И однажды мне придется сразиться с ним за свою жизнь. О, а еще меня преследует видение, как кто-то пытается меня убить, что лишь подтверждает папину теорию. А значит, пора достать меч Света и наточить его поострее. Кстати, Кристиан видит тот же самый момент. Только в его видениях я не держу в руках меч, а валяюсь без сознания, залитая собственной кровью. Так что, вполне возможно, я скоро умру.
