Некоторые приходят на кладбища, чтобы поговорить с умершими. Жаль, у меня ничего не выходит, потому что как только слова: «Привет, мама» – слетают с губ, я ощущаю себя невероятно глупо. Ведь ее здесь нет. Под землей и снегом лежит лишь ее тело, но мне не хочется думать об этом. К тому же я знаю, где сейчас мамина душа. Я видела своими собственными глазами, как она шла навстречу восходу солнца от внешнего края небес. И в этом ящике, под землей, ее уж точно нет.
Интересно, когда я умру, меня тоже похоронят здесь?
Я подхожу к сетчатой ограде на краю кладбища и всматриваюсь в заснеженный лес. Меня тут же окутывает знакомая скорбь, не оставляющая сомнений в том, кто решил присоединиться ко мне.
– Выходи. Я знаю, что ты здесь, – зову я.
На мгновение повисает тишина, а затем раздается хруст снега от чьих-то шагов, и из-за деревьев появляется Семъйяза. Когда он останавливается в полуметре от забора, меня охватывает чувство дежавю. И я тут же воздвигаю ментальную стену между нами, чтобы укрыть свой разум от него. А затем мы несколько секунд просто пялимся друг на друга.
– Зачем ты пришел, Сэм? – спрашиваю я. – Чего хочешь?
Он громко хмыкает. Я замечаю, что одна из его рук спрятана в кармане длинного кожаного пальто, и тут же задаюсь вопросом, не держит ли он сейчас в ней мамин браслет. Ведь это единственное, что у него осталось от нее.
– Зачем ты отдала мне его? – после долгого молчания спрашивает он. – Она тебя об этом попросила?
– Мама сказала, чтобы я надела его на похороны.
Он склоняет голову.
– Первый раз это случилось во Франции, – вдруг говорит он. – Она тебе когда-нибудь рассказывал об этом? – Он улыбается и поднимает к небу сияющие глаза. – Мэг работала в больнице. И с первого взгляда на нее я понял, что в ней есть что-то особенное. Словно на ней стоял божественный отпечаток.
«Так вот в чем дело, – поняла я. – Он хочет поговорить о маме». Мне следовало бы остановить его, сказать, что мне неинтересно, но я так и не решаюсь на это.
Семъйяза подходит ближе к забору, и я слышу, как проскакивает статическое электричество по металлу.
– Как-то раз она вместе с другими медсестрами отправилась к пруду на окраине города, чтобы искупаться. Она смеялась над какой-то шуткой одной из подруг, когда почувствовала мой взгляд и подняла глаза. Другие девушки тоже увидели меня и тут же бросились прикрываться одеждой, потому что купались в нижнем белье. Но не она. Тогда она красила волосы в каштановый цвет и подстригала их до самого подбородка, но мне нравилось, как локоны вьются вокруг ее шеи. Через мгновение Мэг подошла ко мне. Помню, она пахла розами и облаками. Я застыл на месте и не сводил с нее взгляда, чувствуя себя невероятно странно, а она ухмыльнулась и залезла в передний карман моих брюк, где всегда лежала пачка сигарет, правда, больше для вида. Она вытащила одну из сигарет, а затем вернула пачку обратно и сказала: «Мистер, будьте любезны, дайте мне огонька». Я не сразу понял, что она просит у меня зажигалку, но у меня даже не было зажигалки. А когда я сказал ей об этом, она ответила: «Ну, тогда от тебя не так уж много толка». После чего развернулась и ушла.
Кажется, Семъйяза полностью погрузился в это воспоминание, но мне оно не нравится. Эта дерзкая шатенка с сигаретой, которой он так очарован, совершенно непохожа на мою маму.
– Мне понадобилось много времени, чтобы заставить ее вновь заговорить со мной. И еще больше, чтобы добиться поцелуя…
– С чего ты решил, что я хочу это слушать? – перебиваю я.
Уголок его рта приподнимается в лукавой улыбке.
– Мне кажется, ты очень похожа на нее.
Холодный ветер забирается под рукав и скользит по руке, отчего я плотнее закутываюсь в пальто. По эту сторону забора мне ничего не угрожает. Это освященная земля. Но я же не смогу провести здесь всю свою жизнь.
– Расскажи мне о ней, – просит Семъйяза, невозмутимо смотря на меня своими золотистыми глазами. – Какую-нибудь короткую историю. Что-нибудь новое.
Я нервно вздыхаю.
– Поэтому ты преследуешь меня? Ради историй?
– Расскажи мне, – повторяет он.
Мысли начинают метаться в голове в поисках истории, которой я могла бы поделиться с ним. Конечно же, у меня сохранилось множество воспоминаний о матери: разных, глупых, о тех временах, когда я злилась на нее из-за того, что она из моего лучшего друга превращалась в строгую мать, которая устанавливала границы и наказывала меня, если я переступала их, а также моменты нежности, в которые я понимала, что она любит меня больше всего на свете. Но я не хочу делиться этим с ним. Это наши истории.
– Что-то ничего не приходит на ум, – покачав головой, отвечаю я.
Его взгляд мрачнеет.
«Он не может причинить мне вреда здесь, – успокаиваю себя я. – Не сможет до меня добраться». Вот только дрожь не стихает.
– Понятно, – говорит он так, словно я законченная эгоистка. Но с этим уже ничего не поделаешь, ведь я на четверть человек. – Может, вспомнишь что-то в другой раз, – более небрежным тоном продолжает он.
Вот только я очень в этом сомневаюсь.
– А ты узнала тот важный секрет, который скрывала твоя мать? – спрашивает он так, будто мы обсуждаем погоду.
Ну а мне приходится призвать все свои силы, чтобы сохранять равнодушное выражение лица и скрывать от него свои мысли.
– Не понимаю, о чем ты, – с такой же небрежностью в голосе отвечаю ему я.
На его лице появляется улыбка.
– Значит, все-таки узнала, – говорит он. – Иначе бы не закрывалась от меня так сильно.
Видимо, он понял, что я отгораживаюсь от него. Интересно, насколько хорошо мне удается сохранять спокойствие, или он все же слышит бешеный ритм моего сердца, замечает, как участилось дыхание, и ощущает кислый запах страха, сочащийся из моих пор.
Я беспомощно качаю головой. Не стоило говорить с ним. С чего я решила, что смогу с ним справиться?
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Подожди, – окликает он, стоит мне сделать первый шаг. – Тебе не стоит бояться меня, маленькая птичка, – говорит он и вплотную подходит к забору. – Я не причиню тебе вреда.
Я замираю, но не поворачиваюсь к нему.
– Ты же лидер Наблюдателей, верно? И должен стараться всячески навредить мне?
– Уже нет, – отвечает он. – Меня… лишили этого звания.
– Почему? – удивляюсь я.
– Мы с братом разошлись во мнениях, – поколебавшись, признается он. – Из-за твоей матери.
– С братом?
– Да, и именно его тебе нужно бояться.
– Кто он? – спрашиваю я.
– Азазель.
Я уже слышала это имя. Кажется, его упоминала Билли.
