– Анджела, – сглотнув, говорит он. – Что с тобой случилось?
– Это все благодаря тебе, – с ухмылкой в голосе говорит она, а затем в голосе прорезаются серьезные нотки: – Он твой.
– Мой, – выдыхает он. – Но это невозможно.
– Наш, – поправляет она.
Мне не видно ее лица, но почему-то кажется, что сейчас на нем сияет та безмятежная, полная надежды улыбка, которая совсем не свойственна Анджеле, делая ее невероятно открытой и ранимой. Она кладет руку ему на плечо, именно кладет, а не прикасается, после чего смотрит в его потрясенные темные глаза и уверенно произносит:
– Наш – это седьмой.
Меня пробирает озноб. Краем глаза я замечаю трепет черных крыльев, но когда поворачиваюсь, то ничего не вижу. Поэтому вновь сосредотачиваю все внимание на происходящем. Пен протягивает руку и кладет ее на живот Анджелы. В его глазах светится недоверчивость, но на мгновение мне кажется, что все будет хорошо. Что все сложится так, как ожидала она. Что Пен позаботится о ней. Защитит их обоих.
Но затем из-под его человеческого облика на мгновение проглядывает серая душа. Пен дико оглядывается по сторонам, словно ему нельзя находиться рядом с Анджелой на людях. Он встречается со мной взглядом, и в его глазах мелькает узнавание. А я и без эмпатических способностей распознала бы чистый, неразбавленный ужас, охвативший его. Он безумно напуган.
– Пен, скажи что-нибудь, – настойчиво просит Анджела.
Он вновь смотрит на нее.
– Тебе не следовало рассказывать мне об этом, – равнодушно бормочет он. – Да и мне не следовало появляться здесь.
– Пен, – вцепившись в его пиджак, встревоженно восклицает она. – Я понимаю, что ты не ожидал этого. Я тоже не ожидала, поверь мне. Но это должно было случиться, разве ты не понимаешь? Это было в моих видениях. Это мое предназначение. Я видела этот момент с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Это ты, Пен. Нам позволено быть вместе. Мы должны быть вместе.
– Нет, – отвечает он. – Не должны.
– Но я люблю тебя. – Голос Анджелы срывается на слове «люблю». – И отдала тебе свое сердце в тот же миг, когда впервые увидела тебя в церкви. Ты тоже любишь меня. Я знаю это.
– Я не могу любить тебя, – уверенно говорит Пен, отчего она вздрагивает. – И не смогу защитить тебя, Анджела. Тебе не следовало рассказывать мне о ребенке. Ты не должна никому об этом рассказывать.
– Пен, – молит она.
А затем лезет в карман, чтобы вытащить снимок УЗИ, будто это как-то повлияет на его решение. Но он перехватывает руку Анджелы и сжимает пальцы вместе с бумагой прежде, чем она успеет раскрыть его. С секунду Пен смотрит ей в глаза, после чего поднимает вторую руку, едва касаясь пальцами щеки, и на его лице мелькает растерянность.
А потом исчезает. Ни «Прощай», ни «Извини, дорогая, но тебе придется справляться со всем самой». Он просто исчез.
Я бросаюсь вверх по ступенькам и подхватываю Анджелу, которая падает на колени.
– Все хорошо, – вновь и вновь повторяю я, словно от этого слова станут правдой.
Анджела смотрит на меня полными непролитых слез глазами. Подхватив ее дрожащие руки, я помогаю ей подняться, но затем она отстраняется. Подруга прекрасно осознает, что на нас смотрят другие студенты, поэтому вскидывает подбородок и медленно направляется к общежитию, не позволяя мне прикоснуться к ней. Мне хочется обнять ее и хоть немного поддержать, но она стряхивает мою руку.
– Я в порядке, – сдержанно говорит она. – Пойдем отсюда.
Когда мы возвращаемся в «Робл», Анджела напоминает мне зомби. Она скидывает с себя одежду, пока на ней не остаются лишь майка и трусики.
В комнату неожиданно возвращается Эми с охапкой книг в руках, но я хватаю ее за плечо и выталкиваю в коридор.
– Вернись чуть позже, – говорю я.
– Но я…
– А лучше завтра. Уходи.
Эми с обиженным видом смотрит на меня, когда я закрываю дверь и поворачиваюсь к Анджеле.
А она вдруг начинает смеяться так, словно ситуация с Пеном – обычная шутка. Но когда Анджела убирает челку с лица, я вижу, что ее улыбка, наполнена ужасом и тоской.
– Что ж, все прошло не так, как я думала.
– Ох, Энджи.
– Давай не будем об этом говорить. Я в порядке.
Она забирается в постель и натягивает одеяло до подбородка. Снаружи продолжают петь птицы и светит солнце, но у нее внутри разрастается тьма. Я опускаюсь на край кровати, но ничего не говорю, потому что мне кажется, что сейчас любые слова прозвучат глупо.
– Мы с самого начала условились, что не будем говорить о любви. – Она поворачивается, чтобы оказаться спиной ко мне и лицом к стене. – Мне не следовало забывать об этом, – добавляет она, но ее голос звучит так тихо и так напряженно, словно подруга изо всех сил старается не показать, что эта ситуация убивает ее. – Все хорошо. Я переживу это. И все понимаю.
Если она еще раз скажет «Все хорошо», я взорвусь, потому что вижу, как напряжены ее плечи под одеялом.
– Нет. В произошедшем нет ничего хорошего, – возражаю я. – Это и его ребенок. Он должен быть рядом с тобой. Должен поддерживать тебя.
– Он ангел, – отвечает Анджела, уже придумывая ему оправдания. – Подобное произошло и с твоим отцом. Теперь я это понимаю. Он не мог находиться с тобой постоянно. Не мог защитить тебя. И Пен тоже.
Вот только она ошибается. Папа женился на маме. Присутствовал при моем рождении, видел мои первые шаги, слышал первые слова.
Пусть и недолго, но он заботился о нас. Правда, не стоит ей этого рассказывать.
– Энджи. – Я кладу руку ей на плечо.
– Не прикасайся ко мне! – тут же восклицает она. – Пожалуйста…. Я не хочу, чтобы ты сейчас чувствовала мои эмоции.
И Анджела начинает плакать. Ее последние силы иссякли, и слезы рвутся наружу. Терзающее ее унижение врезается в меня, выбивая воздух из легких. А вместе с ним смущение, страх и страдание. «Конечно, он не любит меня, – думает она. – Конечно же, нет».
Я ложусь рядом с ней и неуклюже обнимаю подругу со спины, пока она плачет. Слезы льются по моему лицу, когда я разделяю с ней ее горе. Оно обрушивается на меня с такой силой, что не дает вздохнуть, выбивает все мысли из головы.
– Все будет хорошо, – дрожащим голосом выдавливаю из себя я, понимая, что хоть ей сейчас и больно, но так будет лучше для Анджелы. – Без него тебе будет лучше.
Она отстраняется, садится на кровати и, сделав глубокий вдох, вытирает слезы уголком одеяла. После чего вновь берет над собой контроль, который на мгновение выпустила из рук.
– Я знаю, – говорит она. – Все будет хорошо.
Потом она ложится вновь. Сердце болит за Анджелу, но я не решаюсь вновь обнять ее. Лишь молча прислушиваюсь к ее дыханию, которое постепенно становится глубже и размереннее. На мгновение мне даже кажется, что она заснула, пока Анджела не произносит:
