– Все хорошо.
– Боже, как же я ненавижу это слово. Это можно назвать как угодно, но уж точно не «хорошо». Ты ходишь в клубы, набил татуировку, пьешь и тусуешься с девушкой старше тебя.
– Ненамного старше, – возражает он.
– Это незаконно!
Да уж, вот тебе и спокойствие. Я закрываю глаза и тру лоб, после чего делаю вдох и вновь открываю их.
– Все, Джеффри. Хватит. Возвращайся домой прямо сейчас.
– Ты что, совсем меня не слушала? – восклицает он. – Я никогда не чувствовал себя в Вайоминге как дома. Никогда.
Я молча смотрю на него, пытаясь осознать, что он не считает дом, где мы жили, своим. Дом, где живу я.
– Мой дом здесь, – добавляет он.
И в этот момент меня охватывает пугающее чувство, что я потеряла брата, а также все шансы вернуть его обратно. Особенно после смерти мамы.
– Ты рассказал Люси, что ты… ну… Т-человек? – дрожащим голосом спрашиваю я.
Джеффри вздергивает подбородок.
– Я все ей рассказал. Не переживай. Я доверяю ей.
– Боже, неужели ситуация с Кимбер тебя ничему не научила? – вновь начинаю кричать я, тут же забыв о собственных уговорах сохранять спокойствие.
Брат качает головой:
– Люси не такая. Она спокойно отнеслась к моим паранормальным штучкам. И принимает меня таким, какой я есть. Мы даже говорим с ней о религии. Она очень умная и прочитала множество книг… Если бы ты не была столь предвзята, то поняла бы, что она идеально мне подходит.
– То есть это с ее подачи ты несешь всю ту чушь, что Бога нет и…
– Это не чу…
– Чертов глупец! Не думала, что ты настолько беспечный. Неужели ты не понимаешь, что подвергаешь опасности всех нас? Неужели до тебя не доходит, что из-за твоего длинного языка могут пострадать и даже погибнуть ни в чем не повинные люди?
Его глаза сверкают, отчего становятся так похожи на папины.
– Ты не моя мать! – выпаливает он.
– Думаешь, я этого не знаю? Мама бы взбесилась…
– Вот и перестань себя вести как она, – тыча в меня пальцем, перебивает Джеффри. – Мне нужно возвращаться.
Он поворачивается и направляется к двери.
– Эй! Мы еще не договорили!
– Это моя жизнь. Так что в последний раз прошу – не лезь не в свои дела, – рычит он и скрывается в пиццерии.
Я сажусь в машину и хлопаю ладонями по рулю.
Мне так сильно хочется поговорить с мамой, что даже трудно дышать. Глаза заволакивает слезами. Боже, моя жизнь когда-нибудь наладится?
Дотянувшись дрожащими руками до телефона, я вздыхаю и набираю Кристиана.
– Это я, – говорю ему, когда он берет трубку. – Можем увидеться?
Когда я возвращаюсь в общежитие, то обнаруживаю Кристиана, сидящего на полу у двери моей комнаты. Мы молча заходим внутрь, и, как только двери закрываются, он крепко обнимает меня, а я начинаю рыдать навзрыд.
– Все хорошо, – бормочет он мне в волосы.
Сидящая за столом Вань Чэнь охает, а затем откашливается.
– Пожалуй, пойду поужинаю, – говорит она, а затем проскальзывает мимо нас, старательно отводя взгляд.
Я нахожу платок и громко сморкаюсь в него.
– Прости. Я и сама не ожидала, что так сильно расклеюсь. Может, я просто накручиваю себя.
– Расскажи, что случилось, – просит он.
– Это из-за Джеффри, – удается выдавить мне, прежде чем рыдания вновь подкатывают к горлу.
Но мне все же удается пересказать нашу с братом встречу.
– Я не знаю, что делать! – восклицаю я. – Он не хочет меня слушать, а мне совершенно не понравилась его подружка. Может, Джеффри прав и я слишком предвзята, но ты бы видел, как она манипулирует им: «Ты же знаешь, что мне нравится». Так и хотелось скривиться. А с каким самодовольным видом она говорила: «Ты учишься в университете? Фу-у, я ненавидела школу». Откуда она вообще взялась? К тому же ей двадцать! А ему, черт побери, шестнадцать. Так что неудивительно, что она забивает ему голову всякой чепухой! – Я наконец замолкаю. – Я говорю как безумная, да?
Но Кристиан не улыбается.
– Ты говоришь как напуганная сестра.
Я плюхаюсь на стул.
– Что мне делать?
Он подходит к окну и задумчиво смотрит на улицу.
– Тут мало что можно сделать. Только…
Я жду, когда он закончит фразу. Но он и не думает продолжать.
– Только что?
– Только если ты не решишь заявить в полицию.
– На нее?
– На него. Из-за пожара. Ты могла бы дать им наводку, где Джеффри работает.
Я ошеломленно смотрю на Кристиана.
– Да, его арестуют, но зато разлучат с ней. И тогда Джеффри будет в безопасности, – объясняет он.
– В безопасности?
– Ну, в большей безопасности, чем сейчас. К тому же его вернут в Джексон. Но на какое-то время упекут в колонию для несовершеннолетних. Зато у Джеффри появится время подумать о жизни.
– Я не смогу так поступить с ним, – через минуту говорю я.
Не смогу предать его. Потому что он точно возненавидит меня до конца жизни.
– Я не смогу, – повторяю я.
– Знаю, – отвечает Кристиан. – Но не мог не предложить тебе этот вариант.
Джеффри больше мне не звонит. Да и разве можно было ожидать иного? Я подумывала вернуться в пиццерию и извиниться перед ним, но что-то подсказывает мне (а точнее, подсказывает Кристиан), что от этого станет только хуже.
– Пусть он остынет, – советует Кристиан. – Да и ты сама остынешь.
Кстати, мы с Кристианом каким-то чудесным образом возвращаемся к нормальным отношениям, вновь обсуждаем серьезные темы за чашкой кофе, гоняемся друг за другом на пробежках, смеемся и толкаемся во время уроков фехтования, в общем, ведем себя так, как до злополучного вечера. Ну, по большей части. Потому что каждый раз, когда мы прощаемся, я понимаю, что Кристиан вновь хочет позвать меня на свидание. Попробовать еще раз. Поухаживать за мной. Потому что считает, что это часть его предназначения.
Но в этот раз он решил дождаться первого шага от меня. Так что сейчас мяч на моей половине поля. Вот только я не знаю, что с ним делать.
Незаметно проносится март, и наступает окончание зимней четверти. За несколько дней до начала весенних каникул я сижу на экзамене по литературе, и мне на телефон приходит сообщение: «Отошли воды. НЕ ВЗДУМАЙ появиться в больнице. Я позвоню позже».
А значит, у Анджелы начались схватки.
Стоит ли говорить, что мне с трудом удается сосредоточиться на тексте. Я все время вспоминаю выражение лица подруги, когда она сказала: «Я не знаю, как быть матерью». Или как потух блеск ее глазах, когда Пен исчез, оставив ее стоять во дворе. Во время наших последних разговоров голос Анджелы звучал не свирепо и воинственно, а безжизненно, но она всегда уверяла, что у нее все в порядке, а затем делилась маленькими подробностями своей подготовки к рождению ребенка: что прошла курсы для будущих мам, купила детскую кроватку и запаслась подгузниками. Думаю, она считает, что ее жизнь разрушена. Предназначение провалено, и больше ничего не имеет значения. Все потеряно.
