– У тебя не получается сконцентрироваться, – говорит папа с хмурым видом. – Ты должна думать о мече не как о предмете, который сможешь держать в руке, а как о непреложной истине.
– Но как?
– Это непросто. Давай попробуем кое-что другое, – предлагает он. – Подумай о чем-нибудь, что не вызывает у тебя никакого сомнения.
Солнце едва выглядывает из-за горизонта, отчего по земле тянутся тени.
– Я – твоя дочь, – выпаливаю я первое, что приходит в голову.
Папа выглядит довольным.
– Хорошо. Давай начнем с этого. Теперь подумай о том, почему ты так в этом уверена? Ты ощущаешь это своим нутром. Или как-то по-другому?
– Своим нутром, – киваю я.
– Закрой глаза.
Я послушно выполняю его просьбу. Папа подходит ко мне и, обхватив мое запястье, вытягивает руку вперед. Я чувствую, как он призывает венец, и тут же, без единого слова, следую его примеру. Наше сияние сливается, становясь значительнее и чуть ярче. Чем-то мощным и приятным.
– Ты моя дочь, – говорит папа.
– Я знаю.
– Но почему ты так уверена в этом? Потому что так сказала твоя мама?
– Нет, потому что… Потому что я чувствую связь между нами, которая напоминает… – Я не могу подобрать подходящее слово. – Что-то внутри меня не дает усомниться в этом. Может, в крови или где-то еще.
– Плоть от плоти моей, – отвечает папа. – Кровь от крови.
– Ты хоть понимаешь, как это странно звучит?
Папа усмехается:
– Сосредоточься на этом чувстве. Поверь в эту непреложную истину. Ты – моя дочь.
Я сосредотачиваюсь на этой мысли. Принимаю ее всей своей сутью, не сомневаясь, что это правда.
– Открой глаза, – просит папа.
Я так и делаю. А затем резко вдыхаю.
Прямо передо мной тянется полоса света. Она, без сомнений, порождена венцом, что лишь подтверждается пульсирующими теплыми золотистыми и холодными серебристыми оттенками, отражающими одновременно и солнце, и луну. А также силой, которая проходит сквозь меня. Я перевожу взгляд на вытянутую руку и вижу, как свет обвивается вокруг локтя, тянется вдоль предплечья к сжатой ладони, будто бы обхватившей невидимую ручку, после чего устремляюсь вверх, к кончику, с удивлением осознавая, что у света есть край. Окончание.
Боже. Это же меч.
Я смотрю на Кристиана, который улыбается мне в ответ и мысленно показывает большой палец. Папа отпускает мое запястье и отступает на шаг, любуясь нашим творением.
– Красиво, не правда ли? – спрашивает он.
– Да. И что мне теперь с ним делать?
– Что захочешь, – говорит папа.
– Наверное, стоит быть осторожной. Им можно порезаться.
Вместо ответа папа призывает свой меч Света, а затем замахивается и обрушивает его на Кристиана так молниеносно, что тот не успевает даже пошевелиться, не то что отразить удар. Я прижимаю руку ко рту, не сомневаясь, что сейчас увижу, как моего лучшего друга разрубит пополам, но меч проходит сквозь него, как солнечный луч сквозь облака.
От шока Кристиан выпускает свой меч Света, тут же растворившийся в воздухе, а затем смотрит на свой живот. И провожает взглядом отрезанный кусок футболки, который опадает на землю. Но на его теле не осталось и царапины.
– Черт побери… – Кристиан делает глубокий вдох. – Вы не могли предупредить, прежде чем нападать на меня? Мне нравилась эта футболка.
– Если бы ты был Трипларом, то уже бы погиб, – спокойно говорит папа.
Я хмурюсь.
– Но он же Триплар.
– Я имею в виду тех из вас, кто перешел на сторону Чернокрылых, – уточняет папа.
– Значит, мы не можем навредить друг другу? – спрашиваю я. – И если решим сразиться на мечах Света, то они не причинят нам никакого вреда?
– Пока вы находитесь в согласии со светом, венец не причинит вам вреда, – отвечает папа. – Ведь это часть вас.
Кристиан прикусывает нижнюю губу, что совершенно ему несвойственно.
– У меня крылья не совсем белые, – признается он, глядя папе в глаза. – На них есть черные пятнышки. Что это означает?
– Такое происходит, когда ребенок рождается от обладательницы ангельской крови, служащей свету, и одного из Чернокрылых, – задумчиво говорит папа. – Это метка, которую падшие ставят, чтобы находить своих детей-Трипларов.
– Но ведь наши крылья – это отражения наших душ? – озадаченно спрашиваю я. – То есть отец Кристиана пометил и его душу?
Папа не отвечает, но все понятно по его мрачному взгляду. Кристиан бледнеет, и, кажется, его сейчас стошнит. Думаю, самое время отвлечься от нашего разговора.
Я медленно провожу мечом из стороны в сторону, наблюдая, как лезвие на пару мгновений оставляет яркую полосу в воздухе. Небо окрасилось в темно-синие тона, а вокруг стемнело, поэтому сияющий меч больше напоминает бенгальские огни на День независимости. Повинуясь импульсу, я вывожу в воздухе свое имя. К. Л. А. Р. А.
– Смотри, – окликаю я Кристиана. – Попробуй сам.
Тряхнув головой, он сосредотачивается, и в его руке возникает светящееся лезвие. А через мгновение он начинает выводить в воздухе буквы своего имени. Мы начинаем дурачиться, крутиться на одном месте, вырисовывать узоры и даже проводить лезвиями по рукам и ногам друг друга. Как папа и говорил, они проходят насквозь, не оставляя следов. От тепла и мощи венца у меня слегка кружится голова, но я продолжаю смеяться и размахивать мечом. На минуту я даже забываю о видениях. Сейчас ничто не сможет навредить мне. И мне ничего не страшно.
– Я рад, что вы смогли совладать с мечами, – говорит папа, и в его голосе слышится облегчение. – Потому что это наша последняя тренировка.
Мы с Кристианом опускаем руки и удивленно смотрим на него
– Последняя тренировка? – повторяю я.
– Ваше обучение закончено, – добавляет он.
– Ох. – Я снова поднимаю меч. Но сердце затапливает такая горечь, что лезвие тускнеет и начинает мерцать. – Но мы… Мы еще увидимся?
– Да, но не скоро, – признается он.
Меч исчезает совсем. А я поворачиваюсь к папе, ошарашенная этой новостью и напуганная, что еще недостаточно всего знаю. Но я многому научилась за последнее время: лучше летать; сражаться; перемещаться в пространстве и переносить вместе с собой других людей, что пригодилось недавно, когда нам с Кристианом пришлось самостоятельно добираться до пляжа; практически мгновенно призывать венец, изменять его форму и использовать для исцеления. Еще папа научил нас мысленно общаться друг с другом так, чтобы никто не смог услышать нас, даже ангелы, о чем, как мне кажется, он сожалеет, когда понимает, что мы с Кристианом принимаемся обсуждать его. На наши тренировки ушло намного больше сил, чем на освоение любого из предметов в Стэнфорде, но я бы ни на что их не променяла. Они помогли нам с папой сблизиться, стать частью его жизни. Помогли сблизиться с Кристианом. Вот только я не чувствую себя готовой к какому-либо сражению с помощниками Чернокрылых. Да ведь папа только сегодня показал нам, как призывать мечи Света.
