– Тогда стань моей дочерью, как эти две очаровательные девушки – твои сестры. У тебя будет комната в моем доме и место за моим столом.
– В аду? – уточняет она.
– Ад не так уж и плох. Там мы свободны. Падшие там считаются королями, а значит, ты будешь принцессой. И сможешь остаться со своим ребенком.
– Не делай этого, – встревает Анна.
– Пойдем со мной, и я не трону твою мать до конца ее жизни, – обещает Азазель.
– Нет. Вспомни, чему я тебя учила, – бормочет Анна. – Не беспокойся обо мне. Они могут погубить мое тело, но не навредят моей душе.
– Зря ты так думаешь, – возражает Азазель. – Оливия, дорогая, подойди к нам. Думаю, самое время для небольшого урока. Это, – он делает короткую паузу, – особый клинок. Я называю его «Dubium Alta» – великое сомнение. И его лезвие способно повредить не только плоть, но и душу. Так что, стоит мне сказать всего лишь слово, как Оливия, моя умная девочка, с большим удовольствием исполосует твою душу.
– Не дай нам поддаться искушению…
– Оливия, – требовательно произносит он.
Не слышно ни единого шороха одежды или шагов Оливии, но вдруг воздух пронзает долгий и мучительный крик Анны.
– Мама, – шепчет Анджела, когда Анна начинает рыдать.
Я прикусываю губу до крови, которая тут же заполняет мой рот. А Кристиан так сильно сжимает мою руку, что точно останутся синяки.
«Нет», – мысленно говорит он.
«Я призову венец, – отвечаю я. – И мы ворвемся туда прежде, чем они успеют…»
Я чувствую, как он перебирает все возможные варианты, но, что бы мы сейчас ни сделали, это не спасет Анджелу и не сохранит нам жизни.
«Мы ничем не сможем помочь, – говорит он. – Они молниеносны. Так что даже эффект неожиданности нам не поможет. Они слишком сильны».
– И защити нас от лукавого, – выдыхает Анна.
– Она вам еще не надоела? Оливия, дорогая…
Анна вновь вскрикивает.
– Остановись! – просит Анджела. – Перестаньте мучить ее. – Она делает глубокий вдох. – Я отведу вас к Уэбу… к ребенку.
– Отлично, – едва не мурлычет Азазель.
– Нет, Анджела, – молит Анна так тихо, словно ей тяжело выговаривать слова.
– Ты должен пообещать мне, что о нем позаботятся. Что ему ничего не будет угрожать, – говорит Анджела.
– Даю слово, – отвечает Азазель. – Ни один волосок не упадет с его головы.
– Хорошо. Тогда пошли.
Кристиан тянет меня за руку, желая убраться с лестницы.
Но тут Азазель вздыхает.
– Хотелось бы мне тебе верить, дорогая.
– Что? – в замешательстве спрашивает Анджела.
– Ты правда думала, что я поверю, будто ты поведешь нас к своему сыну? Неужели ты считаешь нас настолько наивными?
– Нет, клянусь…
– Но я все равно добьюсь своего, – радостно говорит он. – В конце концов. Несколько часов в аду, и ты выдашь мне, где спрятала его. – В его голосе слышатся решительные нотки. – Оливия, я устал от этих игр. Действуй.
– Подожди! – в отчаянии кричит Анджела. – Я же сказала, что…
Ее слова заглушает сдавленный, удушливый кашель.
– Мама! – зовет она, явно пытаясь вырваться из чьих-то рук. – Мама! Мама!
– Господь, помоги мне! – хрипло шепчет Анна.
Ее тело тяжело падает на пол, и воздух заполняет запах крови.
«Господь, помоги мне».
– Мама, – плачет Анджела. – Нет!
Осознание произошедшего обрушивается на меня, словно приливная волна. Мы слишком долго ждали, слишком боялись. И позволили этому случиться. Позволили им убить мать Анджелы.
– Уходим, – объявляет Азазель.
Они направляются к двери, и у Кристиана остается лишь несколько минут, чтобы утащить меня с лестницы, прежде чем нас заметят. Мы не успеем пересечь вестибюль и выйти на улицу, поэтому он утягивает меня в ресторанный зал, укутанный тьмой.
Несколько минут мы просто стоим в темноте. Слезы застилают глаза, тело сотрясает дрожь, а желудок сводит судорога, но при этом я ощущаю какое-то онемение, словно смотрю на себя со стороны. Наверное, это все из-за видения. Моего видения.
Анна мертва. Анджелу вот-вот утащат в ад. А я ничего не могу с этим поделать.
Сквозь маленькую, не больше сантиметра, щель я вижу, как по лестнице спускается Пен, а следом за ним две одинаково одетые темноволосые девушки ведут Анджелу. Я не вижу их лиц, но почему-то мне кажется, что они не старше меня. На лице Анджелы застыло потрясение, на щеках блестят слезы, а глаза устремлены в пол. Затем мимо проходит парень, которого я никогда не видела – скорее всего, это Десмонд, и, наконец, появляется мужчина в черном костюме, который так похож на Семъйязу, что, не знай я наверняка, точно перепутала бы их издали. Он поднимает руку, и все замирают.
– Вы двое, приберитесь здесь, – говорит он.
– Прибраться? – повторяет одна из девушек. – Но, Отец…
– Сожгите это место, – продолжает он.
– Но как мы вернемся? – спрашивает другая.
– Ваша задача – разобраться с этим, – раздраженно говорит он.
Десмонд смеется, и одна из девушек хлопает его по груди. Он замахивается кулаком, чтобы дать ей сдачи, но Азазель останавливает его, по-отечески положив руку ему на плечо. После этого падший поворачивается к Анджеле и нежно сжимает ее шею.
– Оставь свои надежды здесь, мое дитя, – наклонившись к ее уху, с улыбкой говорит он.
И они исчезают.
Первая девушка фыркает и пинает ботинком один из медных ограждающих столбиков с бархатной веревкой, отчего тот падает на пол с оглушительным грохотом.
– Почему вся дерьмовая работа достается нам?
Я жду, когда Пен испарится, ведь он уже напакостил тут. Но он подходит к занавескам, отделяющим зал от вестибюля, и отдергивает их. Мы с Кристианом отступаем глубже в тень, пригибаясь между креслами.
– Весь мир напоминает сцену, – задумчиво говорит Пен, будто разговаривает сам с собой. – А женщины, мужчины – лишь актеры.
– Что ты там бормочешь? – спрашивает одна из девушек.
У них настолько похожие голоса, словно они близнецы или двойняшки, хотя одна носит на руке несколько серебряных браслетов, которые позвякивают при каждом шаге. Судя по звукам, они открыли кассовый аппарат у стойки с напитками и забирают себе всю наличность.
– Думаю, ты больше не нужен Отцу, – говорит она Пену. – Так что можешь вернуться в свое маленькое убежище в Риме. Но мы не откажемся, если ты подбросишь нас домой. Что скажешь? Это было бы так мило с твоей стороны.
– Весь мир напоминает сцену, – словно не слыша ее, повторяет он. – Сцена.
