– А вы не могли бы передать ему, чтобы он перезвонил мне? – прошу я.
Но Джейк лишь хмыкает и вешает трубку.
А я не знаю, где еще искать брата.
Кристиан настаивает, чтобы я первой приняла душ. Так что через несколько минут я встаю под обжигающие струи и скребу кожу до красноты, смывая оставшуюся кровь Оливии. А когда выхожу и начинаю расчесывать волосы перед запотевшим зеркалом, то кажется, будто даже собственное отражение осуждает меня:
Слабачка.
Ты даже не попыталась спасти Анну или хоть как-то помешать им забрать Анджелу.
Даже не попыталась.
Трусиха.
Ты столько часов тренировалась владеть мечом Света, потому что твой отец сказал тебе, что это пригодится, но, когда наступил нужный момент, ты даже не смогла его призвать.
Настоящая трусиха.
Я сжимаю расческу так сильно, что на руках белеют костяшки. И отворачиваюсь от зеркала, больше не решаясь взглянуть на себя
Когда я выхожу из ванной, то обнаруживаю Кристиана сидящим скрестив ноги на двуспальной кровати. Он не отрывает взгляда от картины на стене, на которой изображена большая белая птица с длинными ногами и красной полосой на макушке. Ее крылья расправлены, а когти едва касаются воды, но трудно сказать, то ли она приземляется, то ли взлетает в небо.
«Неудачница, – вновь ругаю себя я, вспоминая, что даже не смогла призвать крылья, когда мы выбрались из «Подвязки». – Настоящая неудачница».
Кристиан смотрит на меня. Я прочищаю горло и указываю ему на ванную, показывая, что пришла его очередь освежиться. Он кивает, встает и медленно направляется в душ. Я замечаю, насколько скованными выглядят его движения, будто мышцы только сейчас осознали, какую нагрузку они испытали за последние двадцать четыре часа.
Я опускаюсь на кровать и слушаю шум льющейся воды, дыхание Уэба, тиканье часов на прикроватном столике и урчание собственного желудка. Примерно через пять минут Кристиан выключает воду и отдергивает занавеску, после чего я слышу торопливые шаги, хлопок открывшейся крышки унитаза и звуки рвоты. Я вскакиваю на ноги и подхожу к двери в ванную, но не решаюсь открыть ее. Вряд ли ему хочется, чтобы я это видела. Я прижимаю руку к деревянной раме и закрываю глаза, слушая, как Кристиана вновь рвет, и его стон.
Я еле слышно стучу в дверь.
«Я в порядке», – говорит он.
Но это не так. Я никогда не ощущала такого раздрая в его чувствах.
«Я вхожу», – предупреждаю я.
«Дай мне минутку», – просит он и смывает воду в туалете.
Ровно шестьдесят секунд спустя я толкаю дверь. Кристиан стоит у умывальника, обернув полотенце вокруг бедер, и чистит зубы. Взяв стакан с подноса, он наполняет его водой, полощет рот, а затем сплевывает.
Мы встречаемся взглядами через зеркало, и я вижу стыд в его глазах. Он тоже ругает себя и называет неудачником.
Я отвожу глаза и, невольно скользя взглядом по его телу, натыкаюсь на рваную рану на боку.
– Все не так ужасно, как выглядит, – говорит он, услышав мой испуганный вздох. – Но, думаю, следовало обработать ее перед душем, потому что она разошлась.
Нет, он не прав, это ужасно. У него на боку от верхнего левого ребра до бедра протянулась глубокая двадцатисантиметровая рана с почерневшими краями, словно клинок Скорби не только разрезал кожу, но и прижег ее.
– Нужно отвезти тебя в больницу, – говорю я.
Кристиан качает головой:
– И что мы им скажем? Что на меня напали злобные близняшки, которые пырнули меня клинком, сотканным из скорби? – Он морщится, когда я заставляю его склониться над умывальником, чтобы получше рассмотреть рану. – Она заживет. И уже должна была закрыться. Обычно на мне все быстро заживает.
– Но это не обычный порез. – Я смотрю на него. – Разрешишь попробовать залечить ее?
– Я надеялся, что ты это предложишь.
Он опускается на край столешницы, а я встаю перед ним. Но меня охватывает странная нервозность, от которой все пересыхает во рту. Облизнув губы, я пытаюсь сосредоточиться.
Сконцентрироваться.
Отбросить прочь все мысли, чувства и съедающие упреки, чтобы дотянуться до собственной души. Забыть о том, что случилось. О том, чего я не сумела предотвратить. Прочувствовать момент.
Призвать венец.
Но через несколько минут я сдаюсь и виновато смотрю на Кристиана. От усилий у меня даже выступил пот на лбу, но ничего не выходит. Он кладет руку мне на плечо, чтобы поделиться своими силами, помочь мне, и я вновь пытаюсь призвать венец.
И снова терплю неудачу.
Внезапно комнату наполняет плач Уэба, словно кто-то разбудил его.
– Прости, – говорю я.
– Все будет хорошо, – успокаивает он.
Жаль, у меня нет его уверенности.
– Но мы должны что-то сделать с раной. Нужно отвезти тебя в больницу.
Кристиан вновь качает головой:
– Если ты не можешь исцелить меня с помощью сияния венца, придется сделать это по старинке. Уверен, в номере должен быть швейный набор.
От этих слов начинает тошнить меня.
– О нет. Давай найдем врача.
– Ты же сама хочешь стать врачом, Клара, – говорит он. – Так почему бы не начать прямо сейчас?
Когда я заканчиваю процедуру, Кристиан проваливается в глубокий сон, отчасти вызванный бутылочкой виски, которую он выпил перед «операцией». А я, свернувшись калачиком рядом с ним, не могу избавиться от ощущения, что вскоре наступит конец света, и это был лишь первый акт ужасающего представления, которое ждет нас впереди.
Уэб посапывает в своей кроватке, но мне отчего-то кажется, что он еле дышит. Это настолько пугает меня, что я переворачиваюсь на живот и, свесив ноги с кровати, наблюдаю, как его крошечная грудь опускается и вновь поднимается при дыхании, и опасаюсь, что она внезапно остановится. Но этого, конечно же, не происходит. И через какое-то время я засыпаю.
Меня будит звонок сотового телефона. С минуту я пытаюсь прийти в себя и осознать, где нахожусь, что здесь делаю и что вообще случилось. Уэб начинает плакать, и Кристиан, что-то бормоча, вскакивает с кровати, словно позабыл о своей ране, а через мгновение стонет и хватается за бок. Но все же доходит до Уэба и берет его на руки.
Я нахожу телефон.
– Ох, Билли, я так волновалась. Все в порядке?
– Это ты меня спрашиваешь? – восклицает она. – Что с тобой случилось?
И я рассказываю ей все. Несколько минут в трубке висит тишина, а затем я слышу:
– Это ужасно, малыш. «Подвязка» во всех новостях. Говорят, что Анна и Анджела Зербино погибли во время пожара, вызванного поджогом.
