Но тут что-то закрывает нас от солнца. Мы с Такером поднимаем глаза и видим, что над нами парит огромный ворон. Он больше орла и любой другой птицы, которую я когда-либо видела. Он медленно кружит над нами, выделяясь на фоне голубого неба. Такер поворачивается ко мне с беспокойством в глазах.
– Это же просто птица, верно?
Но я не отвечаю, потому что меня сковал ледяной ужас, расползающийся по венам, когда к первому ворону присоединяется второй, и они уже вместе начинают кружить над нами. А затем появляется еще один и еще, пока их не становится так много, что я сбиваюсь со счета. Воздух становится холоднее, и, кажется, озеро вот-вот покроется коркой льда. А вороны продолжают кружиться над нами, не сводя с нас глаз.
– Клара? – говорит Такер, и из его рта вырывается облачко пара.
Сердце колотится все быстрее, пока я смотрю на птиц, выжидающих подходящего момента, чтобы спикировать вниз и вцепиться в нас своими острыми клювами и когтями. Чтобы разорвать нас на части.
Они ждут.
И, как стервятники, кружат вокруг умирающего животного. Вот кем они считают нас.
– Ну, – пожимая плечами, говорит Такер. – Мы всегда понимали, что наши отношения слишком хороши, чтобы длиться долго.
На следующее утро мы с Кристианом бок о бок моем посуду. Я намываю тарелки, а он вытирает их.
– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – вдруг ни с того ни с сего заявляет он.
– Хорошо, – осторожно отвечаю я.
Кристиан на минуту выходит из комнаты, а затем возвращается с черно-белым блокнотом в руках.
Это дневник Анджелы.
– Ты возвращался в Джексон, – удивленно говорю я.
Он кивает.
– Прошлой ночью. Летал в «Подвязку». И нашел его в сундуке, в ее спальне, которая не пострадала во время пожара.
– Зачем? – восклицаю я. – Это же опасно! Билли сказала, что по городу снуют Чернокрылые, выискивают нас. Тебя могли…
Схватить. Убить. Забрать в ад. И я бы никогда не узнала, что с ним случилось.
– Прости, – говорит он. – Я не хотел, чтобы ее дневник попал не в те руки. Кто знает, что Анджела написала о нас? Или об обладателях ангельской крови? Я просто хотел… Сделать хоть что-то. У меня столько вопросов. И я надеялся, что это даст нам какие-то ответы. Так что я всю ночь читал его.
– Ты нашел, что искал? – еле слышно спрашиваю я, все еще не решив, то ли злиться на него, то ли радоваться, что он вернулся целым и невредимым.
Он кривит рот.
– В нем много всего. Исследования. Стихи. Подробное описание всех испачканных подгузников Уэба. Перечисление песен, которые Анна пела ему, чтобы он уснул. Мысли и чувства Анджелы по этому поводу. Как она устала, зла и напугана, но при этом желает для Уэба всего налучшего. А еще планы, которые она строила.
«Вот только ей уже не суждено осуществить хоть один из них», – думаю я. Мне неизвестно, где находится Анджела, но я знаю кое-что об аде. Он холодный, бесцветный, мрачный и наполнен отчаянием. И у меня все сжимается в груди, когда я представляю себе Анджелу в подобном месте и безнадежность, которую она сейчас испытывает. А вместе с ней и боль.
– Но я наткнулся там еще на одну запись, – продолжает Кристиан. – В тот вечер она получила сообщение от Пена. Он предупредил ее, что к ней направились Чернокрылые. Да, у нее была всего минута, чтобы спрятать Уэба, но эту минуту ей дал Пен.
Видимо, он не так уж и плох. Но это не меняет моего отношения к нему. Ведь именно из-за него она влипла в эту историю.
– Я подумал, что ты должна знать об этом.
Кристиан протягивает мне дневник, но я не беру его. Я не собираюсь его читать, потому что не уверена, что смогу сдержать чувства, зная, что Анджела в аду. Это слишком личное.
– Я положу его на тумбочку, – говорит он. – Если ты вдруг захочешь его прочесть.
– Нет, спасибо, – отвечаю я, отмахиваясь от легкого любопытства.
Мы возвращаемся к мытью посуды, погруженные каждый в свои мысли. Кристиан думает о дневнике и о чем-то написанном Анджелой об Уэбе и семье.
– Ты когда-нибудь вспоминаешь случившееся на кладбище? – вдруг спрашивает он, подразумевая наш поцелуй и желая узнать, думала ли я когда-нибудь о том, чтобы быть с ним.
Но я не уверена, что выдержу этот разговор. Только не сейчас.
– Ты же умеешь читать мысли, так скажи мне, – отвечаю я с легкой улыбкой.
Что скрывать, такие мысли действительно всплывали у меня в голове. Например, когда мы идем рядом и он берет меня за руку. Или когда смотрит на меня через стол за ужином, или когда смеется над моими шутками, отчего его зеленые глаза с золотистыми крапинками начинают сиять. Или когда он выходит из ванной с мокрыми после душа волосами, в прилипшей к влажному телу майке, окутанный ароматом геля для бритья. В такие моменты я думаю, как легко было бы принять эту жизнь. Остаться с ним.
Думаю о том, что было бы, ложись мы спать в одну кровать каждый вечер. Да что скрывать, я думаю об этом. Вот только следом накатывает отвращение к самой себе, ведь Кристиан не единственный парень, о котором я так думаю.
– Она уже чистая, – говорит он, аккуратно забирая у меня тарелку, которую я намываю уже несколько минут. – Я думаю об этом, – через несколько мгновений продолжает он, не собираясь сдаваться.
– Неужели ты решился бы на это сам? – спрашиваю я.
– Сам?
– Ну, ты увидел поцелуй в своем видении, поэтому знал, что это произойдет. Ты сказал мне: «Ты не уйдешь». А ведь я собиралась уйти. Но ты не сомневался, что я останусь. Знал, что поцелуешь меня, а я это позволю.
Он сглатывает, а затем опускает голову, отчего прядь волос падает ему на лицо, закрывая глаза, пока он смотрит в раковину, будто в мыльной воде, под пеной, скрывается нужный ответ.
– Да, в видении я целовал тебя, – наконец говорит он. – Но все вышло совершенно не так, как я думал.
– Что значит – не так?
– Я думал…
Я чувствую, как в нем разрастается разочарование, смущение и уязвленная гордость.
– Ты думал, как только мы поцелуемся, я стану твоей, – заканчиваю за него я.
– Да, я думал, мы будем вместе. – Он пожимает плечами. – Но, видимо, еще не время.
Кристиан ждет. Он все еще ждет. Он отказался от всего ради меня. От своей жизни. От своего будущего. Пожертвовал всем, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. Потому что в глубине души Кристиан верит, что он мое предназначение, а я – его.
– Но это было моим желанием. – Он вешает кухонное полотенце на ручку холодильника, а затем подходит ко мне. – Я хотел поцеловать тебя, – бормочет он. – Именно я. И собирался сделать это не из-за какого-то видения, а из-за тебя. Из-за моих чувств к тебе.