– Подобные переходы тратят много энергии и привлекают внимание. К тому же их можно отследить. Так что вы должны попасть в ад, как все проклятые этого мира, на пароме, в экипаже или на поезде.
– Хорошо, – натянуто говорит Кристиан. – Значит, поедем на поезде.
«Ты уверен?» – глядя ему в глаза, мысленно спрашиваю я.
«Я пойду туда же, куда и ты», – отвечает он.
Я вновь поворачиваюсь к Сэму:
– Мы готовы.
Он кивает:
– Слушайте меня внимательно. Я отведу вас к вашей подруге. Туда, где она должна сейчас быть. Но вам придется самим убедить ее пойти с вами.
– Убедить ее? – снова встревает Кристиан. – Неужели она сама не захочет поскорее убраться оттуда?
Семъйяза игнорирует его вопрос, не сводя с меня глаз.
– И не вздумай говорить ни с кем, кроме этой девушки.
Неужели он думает, что я решу поболтать с первым встречным?
– Хорошо.
– Больше ни с кем, – вновь повторяет он, старясь говорить громко, чтобы мы могли услышать его сквозь шум приближающегося поезда. – Не поднимайте головы и не смотрите никому в глаза, – продолжает наставлять он, когда состав замедляет ход и останавливается перед нами. После чего косится на Кристиана. – Постарайся все время касаться своего друга, но имей в виду, что любое проявление привязанности между вами заметят. А вам не стоит привлекать к себе внимание. Не отставайте от меня, но и не трогайте меня. Не смотрите прямо на меня. Не разговаривайте со мной на людях. Если я нахожусь рядом с вами, вы должны четко следовать тому, что и когда я скажу делать. Вы меня поняли?
Я молча киваю.
Поезд вздрагивает и полностью останавливается. Семъйяза достает из кармана две золотые монеты и протягивает их мне.
– Плата за проезд.
Я передаю одну из них Кристиану.
– Твои волосы, – напоминает он, и я натягиваю капюшон на голову.
Двери с шипением разъезжаются в сторону.
Я делаю шаг ближе к Кристиану, отчего наши плечи соприкасаются, после чего делаю глубокий вдох маслянистого, затхлого воздуха и отпускаю его руку. А затем мы вместе следуем за Семъйязой в ожидающий нас поезд. Через мгновение двери закрываются, отрезая путь назад.
Это случилось.
Мы направляемся в ад.
В вагоне так темно, что на меня накатывает приступ клаустрофобии. Кажется, будто грязные стены сжимаются, обступают нас, заманивают в ловушку. Не помогает и то, что вокруг множество людей, больше похожих на призраки. Это темные, расплывчатые фигуры, иногда настолько бесплотные, что даже просвечивают или накладываются одна на другую, занимая одно место в вагоне. Изредка слышны стоны, мужской кашель и женский плач. Над головами мерцают красные лампы, гудя, как надоедливые насекомые. За окном не видно ничего, кроме темноты, словно мы движемся по бесконечному туннелю.
Мне так страшно, что хочется схватить Кристиана за руку, но я понимаю, что не могу этого сделать. Мы не хотим привлекать к себе внимания. На нас не должны смотреть. Поэтому я сижу, опустив голову и уставившись в пол, чувствую, как колотится сердце, и время от времени касаюсь ноги Кристиана. Но стоит этому произойти, как его тревоги и страхи тут же проникают в меня, усиливая мои чувства. И через какое-то время уже трудно разобрать, какие чувства его, а какие мои. Поезд дребезжит и покачивается в пути, а воздух в вагоне становится все более тяжелым, удушливым и холодным, словно мы попали под воду и медленно опускаемся на дно в каком-нибудь контейнере. И от этих мыслей меня вновь охватывает дрожь.
Я напугана, что скрывать, но при этом полна решимости. Мы сделаем это, выполним эту невыполнимую миссию. Мы спасем Анджелу.
А еще я чувствую благодарность, невероятную благодарность, что Кристиан отправился со мной. Он здесь. Мой партнер. Мой лучший друг.
И мне не приходится проходить через это в одиночку.
Если бы у меня под рукой сейчас оказался дневник благодарностей, я бы обязательно написала об этом.
Поезд останавливается, и в него заходят новые пассажиры. Человек в черной униформе проходит по вагону и собирает золотые монеты. Интересно, где их берут усомнившиеся в вере люди? Есть ли в нашем мире автомат по раздаче монет мертвецам, или кто-то специально раздает их, а может, монета – это олицетворение того, что люди хотят взять с собой из одной жизни в другую, и они не ожидают, что придется отдавать ее человеку в черной униформе? Потому что некоторые из пассажиров неохотно расстаются с деньгами. А один парень и вовсе заявляет, что у него нет монеты, поэтому на следующей остановке человек в черной униформе хватает этого парня за плечи и выталкивает из поезда. Интересно, куда он отправится? Неужели есть место похуже, чем ад?
Увидев Семъйязу, человек в черной униформе слегка склоняется перед ним и проходит мимо.
На третьей остановке Семъйяза направляется к двери. Но перед этим смотрит на меня и слегка манит рукой. Мы с Кристианом встаем и протискиваемся сквозь призрачные фигуры. Вот только каждый раз, когда я задеваю кого-то из них, меня окутывают несдерживаемые, уродливые чувства: ненависть, потерянная любовь, обида, неверность, желание убить. И мне удается вздохнуть, только когда мы оказываемся на платформе. Я осторожно обвожу взглядом толпу и замечаю Семъйязу в нескольких шагах от нас. Здесь он выглядит совершенно по-другому. Остатки его человечности исчезают, и с каждым мгновением он кажется все крупнее, грознее, а его черный плащ все сильнее выделяется на фоне серых фигур окружающих.
«Где мы находимся? – мысленно спрашивает Кристиан. – Место кажется мне знакомым».
Я осматриваюсь по сторонам.
И узнаю знакомый вид на горы. Даже здания практически те же, только их окутывает густой холодный туман, и все цвета сменились оттенками серого, словно мы попали на съемочную площадку фильма ужасов в черно-белом телевизоре.
«Посмотри на них», – говорит Кристиан, внутренне содрогаясь от отвращения.
Призраки бродят вокруг нас с опущенными головами, но я замечаю, что по лицам некоторых из них струятся черные слезы. Кто-то яростно царапает себя, оставляя следы от ногтей на шее и руках. Что-то бормочет себе под нос, словно говорит с кем-то, хотя рядом никого нет. Да и вообще все держатся особняком. Они дрейфуют в собственных океанах одиночества, подпираемые со всех сторон такими же беднягами, но при этом никогда не поднимают глаз.
«Пошли», – зову я Кристиана, когда замечаю, что Семъйяза направляется вперед по улице, которая на земле считается улицей Кастро. Мы выжидаем несколько секунд, а затем следуем за ним. Я подцепляю кончиками пальцев руку Кристиана, скрытую полами куртки, и меня тут же окутывает тепло его пальцев и нотки его одеколона, которые едва пробиваются сквозь густой воздух, состоящий из выхлопных газов, запаха тлеющих углей и вони заплесневелых продуктов.
В аду ужасно пахнет.
