«Что она здесь делает?»
Вот дерьмо. Я скольжу взглядом за спину Джеффри и вижу Люси. Она замерла в дверном проеме с ошарашенным выражением лица.
– Ты… что ты тут делаешь? – подойдя к нам, требовательно спрашивает она.
Ее глаза полыхают от ярости, но голос звучит спокойно. Люси берет Джеффри за руку. А у меня в голове всплывают воспоминания о той ночи в «Розовой подвязке». Как она бросила в нас огненный шар, как кричала, когда Кристиан зарубил Оливию, и ее последние слова мне: «Клянусь, я убью тебя, Клара Гарднер. И твоя смерть будет мучительной».
– Отпусти его, – тихо говорю я.
Внезапно позади меня появляется Кристиан. Он впивается в Люси свирепым взглядом, словно вынуждая напасть на нас, напоминая, что от его руки погибла ее сестра, что на его мече Света есть засечка с именем Оливии. И я невольно задаюсь вопросом: «Можно ли призвать в аду меч Света?»
Очень, очень-очень, надеюсь, что да.
Люси молча смотрит на меня, крепко сжимая руку брата. Я чувствую ее ненависть, но за ней скрывается страх. Она желает ранить меня, разрубить надвое своим клинком, отомстить за сестру, заслужить уважение отца. Но она боится меня. Боится Кристиана. В глубине души она обычная трусиха.
– Мы уходим, – говорит Кристиан. – Прямо сейчас.
– Я никуда не пойду, – возражает Джеффри.
– Заткнись, – рявкаю я. – Быстро пошли со мной.
– Нет, – встревает Люси, и по спокойному голосу никто бы не догадался, какие эмоции бурлят у нее внутри. – Он не пойдет. – Она мило улыбается Джеффри. – Я все тебе объясню, милый. Обещаю. Но сперва мне нужно кое с чем разобраться. Побудь здесь, хорошо? Я отлучусь на минутку, но быстро вернусь. Договорились?
– Хорошо… – нахмурившись, соглашается Джеффри.
Он не понимает, что происходит, но доверяет ей.
Потянувшись, Люси нежно целует его в губы. И он расслабляется. А затем, к моему удивлению, она отпускает его. Я напрягаюсь в ожидании удара клинком Скорби в грудь, но она проходит мимо, даже не взглянув на меня.
Но мне удается почувствовать ее намерения. Она направляется в клуб в трех кварталах отсюда. Чтобы найти своего отца. Чтобы утопить нас в собственной крови и погрузить в мир боли.
Она надеется, что Азазель превратит всех нас – меня, Кристиана и Анджелу – в кучки пепла.
Как только Люси исчезает из вида, я поворачиваюсь к Джеффри, который вновь принялся вытирать стол.
– Джеффри. Джеффри! Посмотри на меня. Послушай. Мы в аду. Нам нужно идти. Прямо сейчас. Нам нужно успеть на поезд, который увезет нас отсюда.
Он качает головой:
– Я же сказал, что мне нужно работать. Я не могу уйти.
Брат подходит к другому пустому столу и начинает собирать тарелки.
– Это не твоя работа, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Это ад. Преисподняя. Загробный мир. Это место только выглядит как пиццерия, но это не настоящая пицца, видишь?
Я подхожу к столу, беру с тарелки кусок поддельной пиццы и подношу его к лицу Джеффри. Она напоминает кусок серого и бесцветного картона, который тут же распадается в моей руке.
– Она не настоящая. Здесь нет ничего настоящего. Ничего живого. Это ад.
– Ада не существует, – глядя на пиццу, бормочет он, но в его голосе слышится смутное беспокойство. – Его придумали представители церкви, чтобы запугать нас.
– Это Люси тебе сказала?
Он не отвечает, но я вижу в его глазах зарождающиеся сомнения.
– Не помню.
– Пошли со мной, давай сядем на поезд и во всем разберемся. Обещаю.
Но Джеффри продолжает сопротивляться, когда я тяну его за руку.
– Люси сказала, что скоро вернется. И все объяснит.
– Тут нечего объяснять, – выпаливаю я. – Все просто. Мы в аду. И нам нужно убираться отсюда. Люси – Чернокрылая, Джеффри. Это она привела тебя сюда.
Он качает головой и сжимает челюсти.
– Нет. Это невозможно.
«Нам нужно уходить прямо сейчас», – говорит Кристиан, начиная расхаживать у двери, не желая больше ждать.
Я поворачиваюсь к брату:
– Ну же, Джеффри. Доверься мне. Я же твоя сестра. Единственная семья, которая у тебя осталась. Мы должны держаться вместе. Именно это всегда говорила нам мама, помнишь? Пожалуйста, послушай меня.
В его серебристых глазах мелькает печаль, и сквозь расползающуюся по швам стену я чувствую, как ему больно из-за всего произошедшего: загадочного видения; его неспособности последовать ему; из-за того, что всех всегда интересовала я, а не он; что папа бросил нас; что мама умерла, оставив его с таким количеством вопросов; что вся его жизнь развалилась. Его все бросили, и рядом не осталось никого, кроме Люси. Брат чувствует, что она что-то от него скрывает, что-то важное, и не понимает, как это исправить, но готов на все, лишь бы не потерять еще и ее. «Что мне сделать? – думает Джеффри. – Как все исправить? Почему мне все время так больно? Почему никогда не становится легче?»
Он хочет, чтобы это прекратилось. Хочет умереть.
– Ох, Джеффри, – выдыхаю я. – Не думай так. – Я обхватываю его руками, чувствуя, как неистово бьется сердце. – Я люблю тебя. Я люблю тебя, – повторяю я снова и снова. – И мама любит тебя. И папа. Он действительно тебя любит. Мы все любим тебя, глупый. Не сомневайся.
– Мама умерла. Папа нас бросил. А ты постоянно занята, – без тени эмоций в голосе говорит он.
– Нет.
Я смотрю ему в глаза, не обращая внимания на слезы, стекающие по щекам. А затем прикасаюсь к нему, как делала это с Семъйязой, и посылаю воспоминание о встрече с мамой на скале Баззардс Руст сегодня днем, надеясь, что он сможет увидеть его. А затем показываю момент, когда я рассказала ей о Джеффри, и как она обрадовалась тому, что у нее родится сын. А затем показываю ему рай. И как мама шагает навстречу свету. Как там тепло. Спокойно. И как я ощущала ее любовь.
– Видишь? Это все по-настоящему, – шепчу я.
Брат пристально смотрит на меня, и в его глазах блестят слезы.
– Пойдем домой, – прошу я.
– Хорошо. – Он кивает. – Пойдем.
Я облегченно вздыхаю, когда мы направляемся к двери. Кристиан практически подпрыгивает от напряжения, настороженно всматриваясь в тени, словно ожидая, что они вот-вот набросятся на нас.
«Смотри, – говорит он, кивая на запад, где нарастает тьма. – Что-то приближается».
Не выпуская ладони Джеффри, я хватаю Кристиана за руку.
– Уходим, – говорю я, и тут звучит громкий и такой желанный паровозный гудок.
Я никогда в жизни не слышала более приятного звука. Люди на улице оборачиваются на шум. Поезд приближается. Он уже почти на станции.
