– Нет и трех недель?
– Мы хорошо заботились о нем. Он такой славный, Эндж. Ну, он, конечно, много плачет. Очень много. Но в остальном он самый славный ребенок на свете.
– Но… – Она закрывает глаза и подносит дрожащую руку ко рту. А затем вновь начинает смеяться. – Значит, я ничего не пропустила. Я так скучала по нему. Представляла, каким он вырос. Задавалась вопросом, сколько лет я уже пропустила. – Она поднимает глаза. – Но вы вернули меня обратно.
Я знала, что в аду время течет по-другому, но никак не ожидала этого. Анджела отсутствовала всего десять дней, но ей кажется, что ее не было дольше.
Гораздо дольше.
Ее ноги подкашиваются, и мы с Кристианом бросаемся к ней, а затем подводим к тюку с сеном. Неожиданно она хватает меня за запястье, и я впитываю ее эмоции: изумление, облегчение, злость, невыносимое желание увидеть Уэба, обнять его, понюхать то сладкое место у него за ушком, а еще страх, что он уже не будет пахнуть так, как раньше, или что она безвозвратно изменилась. «Теперь я сломлена, – думает Анджела. – Сломанная кукла с остекленевшими глазами».
– Эндж, все будет хорошо, – успокаиваю я.
– Спасибо, что пришли за мной, – бормочет она, убирает челку с глаз и серьезно смотрит на меня. – Спасибо, – повторяет она, – что отправилась за мной. Как вы меня нашли?
– Да, как вы ее нашли? – раздается голос у меня за спиной. – Я никак не могу этого понять.
Анджела вскидывает голову, но тут же утыкается ладонями в колени и громко стонет. И этот стон наполнен агонией и безнадежностью.
Я оборачиваюсь. В дальней неосвещенной части сарая стоит Азазель.
«Как же он похож на Семъйязу», – думаю я. Они оба высокие, но ангелы все такие, с угольно-черными, блестящими волосами. Только у Азазеля они слегка вьются, несмотря на короткую стрижку, а у Семъйязы волосы прямые. Но у обоих глубоко посаженные глаза янтарного цвета. Анджела чем-то похожа на него, тот же римский нос с небольшой горбинкой на переносице, тот же изгиб полноватой нижней губы. Есть что-то еще знакомое в его чертах, но я не могу понять, что именно.
Рядом с ним, надув губы и скрестив руки на груди, стоит Люси.
Джеффри встает:
– Люси? Мистер Уик?
Мистер Уик. Отец Люси. Человек, владеющий клубом и тату-салоном.
– Привет, Джеффри, – говорит Азазель.
Он делает шаг вперед, и я тут же призываю венец и окутываю нас сиянием. Но из-за моей усталости оно начинает мерцать, а затем и вовсе гаснет. Вот только через мгновение Кристиан призывает свой венец. Значит, можно вздохнуть с облегчением, ведь на какое-то время мы в безопасности.
Азазель тут же останавливается, и на его лице явно виднеется раздражение, будто мы его невероятно оскорбили. Он смотрит на Джеффри, который сейчас совершенно не понимает, почему отец его девушки появился в чужом амбаре на другом конце страны, после чего переводит взгляд на Анджелу, которая замерла на стоге сена и даже не поднимает головы, затем на Кристиана.
И, наконец, на меня.
– Кажется, мы раньше не встречались, – продолжая смотреть на меня, говорит Азазель. – Я мистер Уик.
– Ты – Азазель, – поправляю я. – Предводитель Наблюдателей, – уточняю я для Джеффри. – Чернокрылый.
Азазель досадливо всплескивает руками.
– Ну к чему эти ярлыки? Черный, белый, серый… какая разница? Джеффри, ты же меня знаешь. Неужели я когда-то вредил тебе?
– Нет, – отвечает брат, но на его побледневшем лице виднеется все та же растерянность.
– Большая разница, – говорю я. – Рай и ад существуют, Джеффри. Они реальны. И в этом мужчине столько зла, что нам и не снилось. Разве ты не чувствуешь этого?
Азазель смеется, будто я несу полную чушь, и Люси вторит ему.
– Пойдем, Джеффри, – зовет она. – Возвращайся к нам. Что тебе делать с ними? Ведь нам так хорошо вместе.
– В аду? – уточняет он.
Ее глаза вспыхивают.
– Это не ад. Да, это не привычный тебе мир, но и не ад. Ты видел где-нибудь кипящую лаву или парня в красном костюме, с хвостом и вилами? Это все сказки, милый. Ведь главное, что мы можем быть вместе. Мы должны быть вместе, ведь так?
На долю секунды меня охватывает ужас, потому что кажется, будто брат сейчас ответит «да» и я снова его потеряю, в этот раз уже навсегда. Но тут его челюсти сжимаются, и он выдавливает:
– Нет. Мы не можем быть вместе.
– Что? – Похоже, она совершенно не ожидала этого услышать. – Что ты говоришь?
– Он говорит, что вам пора расстаться, – язвительно замечаю я.
«Хватит вести светские беседы, – мысленно говорю я Кристиану. – Давай уберемся отсюда. Я почувствую себя намного лучше, когда мы окажемся на освященной земле».
«Уверена, что сможешь перенести нас? – спрашивает Кристиан. – Ты не устала?»
Я безумно устала. Но так сильно желаю убраться отсюда подальше, что готова попробовать.
«Я в порядке».
Кристиан берет меня за руку, и я сразу чувствую прилив сил. Кажется, я смогу это сделать. Кристиан наклоняется и что-то шепчет Анджеле, после чего она встает, но не поднимает головы и старательно отводит взгляд от Азазеля и Люси, а затем берет его под руку.
Я протягиваю ладонь Джеффри.
– Пойдем домой, – говорю я.
– Джеффри, послушай… – начинает Люси.
Но я уже представляю наш дом в Джексоне, тот, что всего в нескольких километрах отсюда. Осину, растущую перед домом. Ветер, покачивающий сосны. Белок, снующих по деревьям. Щебечущих птиц, которые порхают с ветки на ветку. Чувствую комфорт и тепло, которые всегда ассоциируются у меня с этим местом. Именно туда я и перенесу нас. Там мы будем в безопасности. Сможем со всем разобраться.
Джеффри берет меня за руку, и я ощущаю себя еще сильнее.
– Давай уберемся отсюда, – говорит брат.
Азазель сердито рычит, но он не может меня остановить. Не может даже прикоснуться ко мне. Я закрываю глаза.
Еще две секунды, и я перенесу нас отсюда. Всего две секунды. Но тут двери открываются, и в амбар заходит Такер.
И как только я вижу его, то понимаю, что наш план по спасению рухнул.
21
Целые и невредимые
Он не сразу замечает Азазеля и остальных. Потому что смотрит только на меня.
– Ты вернулась, – говорит он с таким облегчением в голосе, что мне хочется заплакать.
Но, прежде чем я успеваю предупредить его об опасности, Азазель с нечеловеческой скоростью подлетает и блокирует выход.
– Кто же это решил присоединиться к нашей компании? – спрашивает Азазель.
На мгновение в амбаре повисает тишина. Такер выпрямляется и, уверена, жалеет, что не прихватил с собой винтовку. Вот только она несильно бы ему помогла.