Такер издает испуганный, мучительный смешок и, отстранившись, пытается перевести дыхание.
– Я не хочу покидать тебя, – хрипло признается он.
– Я тоже не хочу покидать тебя, – покачав головой, говорю я. – Не хочу.
– И не надо.
Он обхватывает мою шею, а затем вновь целует. Но в этот момент мир замирает, расплывается и сменяется темнотой.
22
Пророк
Я просыпаюсь в своей комнате в Джексоне и на минуту задумываюсь, а не было ли все произошедшее обычным кошмаром? Потому что именно им все и кажется. Но тут реальность обрушивается на меня. Застонав, я поворачиваюсь на бок и притягиваю колени руками к груди, чувствуя нестерпимую боль оттого, что Такер умер.
– Успокойся, – раздается мужской голос. – Не плачь.
На краю моей кровати сидит ангел. Я чувствую его любовь и радость, что со мной все в порядке. Что я дома. А еще к ним примешивается облегчение оттого, что я наконец в безопасности.
– Папа? – зову я, но поворачиваюсь и понимаю, что ошиблась.
Это не папа. А мужчина с аккуратно подстриженными каштановыми волосами и глазами цвета синего, сумеречного неба, окрашенного последними лучами солнца.
– Боюсь, в этот раз Михаил не смог прийти. Но он передавал тебе привет, – с улыбкой говорит он. – Я – Уриил.
Уриил. Я уже видела его раньше. В голове всплывает образ, как он со свирепым и царственным видом стоит радом с папой, но мне не удается вспомнить, откуда он взялся. Стоит только сесть, как меня мгновенно охватывает слабость, словно я не спала несколько дней. Уриил сочувственно кивает, и я вновь опускаюсь на подушки.
– Ты прошла настоящие испытания, – говорит он. – И справилась. Ты сделала то, что должна была сделать. И, возможно, даже больше.
«Но я оказалась недостаточно хороша, – думаю я. – Потому что Такер умер. Я больше никогда его не увижу».
Уриил качает головой:
– С мальчиком все в порядке. На самом деле даже больше чем в порядке. Вот почему я пришел к тебе.
– Он жив? – выдыхаю я, чувствуя, как тело расслабляется от облегчения.
– Да. Жив.
– И теперь у меня неприятности? – спрашиваю я. – Разве я не должна была спасти его?
С губ Уриила срывается тихий смешок.
– Нет, никаких неприятностей. Но то, сколько силы ты влила в него, пытаясь спасти, не только помогло ему выжить, но и изменило его. И ты должна понять это.
– Изменило его? – повторяю я, пока ужас сжимает мой желудок. – Как?
Уриил вздыхает:
– В давние времена людей, одаренных венцом, заполучивших частичку божественной силы, называли пророками.
– И что это означает?
– Теперь мальчик не совсем человек. В прошлом пророки могли исцелять животных, или призывать огонь, или вызывать бури, или им приходили видения будущего. Ты же понимаешь, что венец влияет на человека. Мальчик станет более чувствительным к той части мира, которую обычные люди не замечают, станет более восприимчив к добру и злу, почувствует силу не только тела, но и духа. Иногда это также влияет и на долголетие.
Мне не сразу удается осознать услышанное. Интересно, что в его понимании означает «долголетие»?
Глаза Уриила сияют озорством.
– Ты должна присматривать за ним. Проследить, чтобы у него не возникло неприятностей.
– А что с Азазелем? – сглотнув, спрашиваю я. – Он будет преследовать нас?
– Ты успешно расправилась с ним, – говорит он, и в его голосе слышится гордость за меня.
– Я… убила его?
– Нет, – отвечает Уриил. – Азазель вернулся на небеса. А его крылья вновь стали белыми.
– Ничего не понимаю.
– Меч Света – не обычное оружие. В нем заключена сила Бога. И когда ты пронзила сердце Азазеля, то наполнила его светом, открыла глаза на его прегрешения.
В его устах это звучит так, будто я кто-то вроде Баффи.
– Но ведь я просто призвала меч, – смутившись, бормочу я.
– И все? – с улыбкой спрашивает он, словно поддразнивая меня.
Или это его манера общения?
– А как же другие Наблюдатели? Они станут преследовать нас?
– После вознесения Азазеля лидером Наблюдателей стал Семъйяза. Но мне почему-то кажется, что он не станет охотиться за тобой.
«Это же хорошо, – думаю я. – Даже слишком хорошо. И от этого не верится, что это правда». Меня попросили присматривать за Такером. Чернокрылые больше не охотятся за мной. И впервые мне не предстоит пережить нечто ужасное. Кажется, где-то должен быть подвох.
– К сожалению, хоть Наблюдатели и не охотятся сейчас за тобой, но они не единственные Чернокрылые на земле, – с печалью в голосе говорит Уриил. – И все они продолжают искать нефилимов и пытаются исполнить свои планы.
– И чего же они хотят?
– Выиграть войну, моя дорогая. Мы должны быть сильными и не терять бдительности, все мы, от самых могущественных ангелов до самого крошечного из обладателей ангельской крови. Нам предстоит еще много чего пережить. Вступить в множество сражений.
– Так вот в чем мое предназначение? Сражаться с Чернокрылыми? – спрашиваю я.
Хотя чему удивляться, я ведь дочь командующего ангельским войском.
Уриил откидывается на спинку кровати.
– Ты действительно так думаешь?
Он прям как мама. Она тоже любила отвечать вопросом на вопрос. Честно говоря, это меня уже достало. В голове всплывают воспоминания о шипении, исходящем от плоти Азазеля, когда я проткнула его мечом, о его крике боли и побелевшем лице. И меня затапливает отвращение.
– Нет. Роль воина не по мне. Но кто же тогда я? Каково мое предназначение? – Я смотрю на Уриила, и он одаривает меня сочувственной улыбкой. – Ах, верно, – вздыхаю я. – Вы ничего мне не скажете.
– Я не могу тебе этого сказать, – говорит он, и его слова пугают меня. – Ты единственная, кто может решить сама, в чем твое предназначение, Клара.
Я? Он всерьез пытается убедить меня, что решаю я? Вот это новость.
– А как же видения…
– Видения лишь показывают развилки твоей судьбы. Решающие моменты твоей жизни.
Я качаю головой:
– Подождите. И что же я тогда вижу? Свой выбор или то, каким он должен быть?
– И то и другое, – отвечает он.
Это совершенно ничего не объяснило.
– Так каково твое предназначение, Клара? – спокойно спрашивает Уриил.
«Кристиан», – всплывает тут же в голове. Ведь он есть в каждом видении. Находится рядом в каждый решающий момент моей жизни. Но означает ли это, что он мое предназначение? Да и может ли быть человек предназначением? «Ты мое предназначение», – как-то сказала мне мама. Но что она тогда имела в виду? Действительно ли говорила буквально? Или она имела в виду лишь какое-то решение?