Он улыбается, а затем внезапно выпаливает:
– Покажи мне свой дом. Мне очень хочется увидеть, где ты жила.
Видимо, время неловких разговоров прошло. Я послушно сворачиваю направо к своему старому району. Вот только это уже не мой дом. Теперь в нем живет кто-то другой. И от мысли, что кто-то еще спит в моей кровати или любит стоять у кухонного окна, как мама, и наблюдать за порхающими от цветка к цветку колибри, мне становится грустно. Но такова жизнь. И именно это означает взросление: покидать любимые места и двигаться дальше.
Когда мы добираемся до нужной улицы, солнце поднимается над домами. Из-за разбрызгивателей над травой повисла легкая дымка. Я опускаю стекло и высовываю левую руку, наслаждаясь утренней прохладой и вдыхая привычные с детства ароматы мокрого асфальта, свежескошенной травы, бекона и блинчиков, которые смешиваются с ароматами садовых роз и магнолий. Кажется нереальным, что я еду по знакомым, усаженным деревьями улицам и вижу те же машины, припаркованные на подъездных дорожках, а также людей, спешащих на работу, и детей, идущих в школу, которые, правда, немного подросли. Меня охватывает ощущение, будто время остановилось, а прошедших двух лет и всех тех безумных событий в Вайоминге просто не было.
Я останавливаю машину напротив своего старого дома.
– Симпатичный, – говорит Кристиан, глядя в открытое окно на двухэтажный зеленый дом с голубыми ставнями, в котором я прожила первые шестнадцать лет моей жизни. – С белым забором и прочим.
– Да, мама старалась придерживаться традиций.
За прошедшие годы дом ни капли не изменился. Я не могу отвести взгляда от баскетбольного кольца, установленного над гаражом. Кажется, стоит закрыть глаза, и я услышу, как Джеффри бьет мячом об асфальт, как скрипят его кеды, его резкий вздох, когда он подпрыгивает, как стучит доска о стену гаража от удара, как скользит кожа по сетке и как брат выдыхает: «Здорово». Сколько раз я делала домашние задания под эти звуки на заднем плане?
– Он еще объявится, – успокаивает меня Кристиан.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
– Ему шестнадцать. Он должен находиться дома. О нем должен кто-то заботиться.
– Джеффри сильный. И может сам постоять за себя. Ты действительно хочешь, чтобы он вернулся домой и его арестовали?
– Нет, – признаюсь я. – Просто… я переживаю…
– Ты хорошая сестра, – говорит он.
Я фыркаю:
– Да я же все ему испоганила.
– Ты его любишь. И помогла бы ему, если бы он тебе все рассказал.
Я отвожу взгляд:
– Откуда ты знаешь? Может, я бы отмахнулась от него и думала бы только о себе? У меня же это так хорошо получается.
– Это не твоя вина, Клара, – вздохнув, более уверенно говорит Кристиан.
Вот только я все равно ему не верю.
В машине повисает тишина, но в этот раз более тяжелая.
Нужно рассказать ему о видении. И перестать оттягивать время. Я даже не понимаю, почему тяну его.
– Ну же, расскажи, – говорит он, поворачиваясь ко мне и упираясь спиной в дверь.
Этих слов хватает, чтобы я выложила ему все детали, которые только могу вспомнить, закончив признанием, что он находился в темной комнате вместе со мной и кричал мне: «Спускайся!»
После моего рассказа он некоторое время молчит.
– Ну, это не совсем видение, верно?
– Верно, там ничего не видно, а из ощущений лишь всплески адреналина. Что думаешь?
Он озадаченно качает головой.
– А что говорит Анджела?
Я нервно ерзаю на сиденье.
– На самом деле мы об этом не говорили.
– Ты хоть кому-нибудь рассказала об этом? – прищурившись, спрашивает он. И, распознав мой виноватый взгляд, добавляет: – Но почему?
– Даже не знаю, – вздыхаю я.
– Почему ты ничего не рассказала Билли? Она ведь стала твоим опекуном, чтобы помогать в таких вопросах.
«Потому что она не мама», – хочется сказать мне.
– Она ведь только вышла замуж, – объясняю я. – И мне не хотелось вываливать свои депрессивные видения на нее во время медового месяца. А у Анджелы, ну, у нее свои заботы из-за Италии.
– Что за заботы? – нахмурившись, спрашивает он.
Я прикусываю губу. Жаль, что не могу рассказать ему о Пене.
– Кто такой Пен? – спрашивает Кристиан с еле заметной улыбкой, уловив мои мысли. – Подожди-ка, не тот ли это ангел, который когда-то рассказал Анджеле о Чернокрылых? – Его глаза расширяются, когда мы встречаемся взглядами. – Так это он ее таинственный итальянский друг?
Черт. Я совершенно не умею хранить секреты. Особенно от него.
– Эй! Перестань читать мои мысли! Я обещала ничего не говорить! – бормочу я.
– Тогда перестань об этом думать, – говорит он, будто не знает, что стоит запретить человеку о чем-то думать, как только об этом мысли и лезут. – Стой! Анджела и ангел. А что насчет серых крыльев?
– Кристиан!
– Он ведь не Чернокрылый?
Кристиан выглядит искренне обеспокоенным, как и всегда, когда разговор заходит о Чернокрылых. Но это неудивительно, ведь они убили его мать.
– Нет, он не… – Я замолкаю. – Я бы рассказала тебе, если бы… Кристиан!
– Прости, – бормочет он, но ему совсем не жаль. – Так, ну… Давай вернемся к твоему видению. Почему ты молчала? Ведь ты в любой момент могла поделиться со мной.
Я с радостью меняю тему разговора, хотя мне не особо хочется говорить и о видении.
– Я не сказала тебе, потому что не хотела верить, что у меня вновь начались видения, – вздохнув, признаюсь я. – Только не сейчас.
Он кивает, словно прекрасно меня понимает, но до меня доносятся отголоски его обиды.
– Прости, что не рассказала тебе раньше, – говорю я. – Мне давно следовало это сделать.
– Я ведь тоже не рассказал тебе о своем, – огорошивает меня Кристиан. – И примерно по той же причине. Мне хотелось хоть недолго побыть простым студентом университета. И вести себя так, словно у меня вполне обычная жизнь.
Он смотрит сквозь ветровое стекло на небо, окрасившееся в цвет персика. Стая уток летит на юг вдоль горизонта. Мы молча смотрим, как птицы медленно рассекают воздух. И я жду, пока он продолжит.
– Как же это иронично, – наконец говорит он. – Ты видишь тьму, а мои видения наполнены светом.
– Что ты имеешь в виду?
– Я вижу только свет. И тоже не знаю, где нахожусь и что делать. Только свет. Да я даже не сразу понял, что это означает.
– И что же? – спрашиваю я, затаив дыхание.
– Свет исходит от меча, – повернувшись ко мне, отвечает Кристиан.
