«Было такое?» – спросили в 2009 г. журналисты «Советского спорта» Владимира Демихова. «Выдумка! Если бы такое было, я бы точно знал», – ответил он.
Чем же занимались тогда осужденные? Вообще-то в советское время в колонии собирали вентиляторы. Но в начале 60-х производство вентиляторов еще не открыли, а в чудовищных шахтах, не иначе, произошел обвал кварца. Поэтому, как вспоминает Демихов, учились в школе, а потом «от безделья маялись. Позавтракали и – иди гоняй! Да и что еще делать? Телевизора нет, карты запрещены, домино только… Подойдешь: «Эдик, давай погоняем!» Играем, болельщики соберутся, кричат: «Эдик, давай!» Благодаря ему с мячами в колонии не было проблем». Мячи Эдику привозили из Москвы, возили и продукты. В какой-то момент запретили передачи и посылки чаще одного раза и не больше пяти килограммов в месяц. Но для Стрельцова сделали исключение.
А как же относились к нему в колонии? Снова вспоминает Демихов: «Прекрасный был мужик, простой! Обреченным не выглядел, часто смеялся, улыбался. Знаменитость из себя не корчил. Бывало, играем в футбол, кто-то стекло разобьет (у нас там штаб был), охранники прибегут, но Стрельцов всю вину на себя брал: я ударил, я разбил нечаянно! Потому что меня бы, к примеру, за такое наказали, а раз он – махнут рукой, ладно!»
Когда его перевели из Электростали в Смородинскую колонию, для приездов потребовался пропуск. Но оказалось, что глава тульской милиции – чуть ли не лучший друг администратора «Торпедо» Г.В. Каменского. Поэтому с пропусками сложностей не возникло. И вот однажды, когда Каменский, Шустиков и Софья Фроловна приехали навещать Стрельцова, то первым делом, как вспоминал Виктор Шустиков, увидели: «на территории тюрьмы – дорога, по обе стороны огороженная колючей проволокой. А на ней Эдик с другими зэками в футбол гоняет».
Конечно, это не значит, что колония напоминала курорт, а жизнь в колонии – сплошной отдых. Неспроста в одном из писем он написал Софье Фроловне: «…Вот какие мои дела на сегодня, т. е. 4 марта 1962 года. Кругом тьма и не видно даже маленького просвета…» Но и никаких самых страшных шахт с добычей кварца не существовало в природе.
Тогда же, в марте 1962-го, он участвовал в слете передовиков производства, куда приглашались и родители, которым было позволено провести с передовиками целый день, посмотреть, как они живут и работают. Как бы то ни было, время шло, и 26 мая 1965 г. заканчивались семь лет, отпущенных Стрельцову на искупление вины. Преступление его относилось к тяжким, рассчитывать на условно-досрочное освобождение можно было не раньше, чем отсидев две трети срока.
Две трети его срока заканчивались в январе 1963 г. И вот 4 февраля в Донскую колонию приехал Донской районный народный суд Тульской области в составе председательствующего народного судьи Рябова, народных заседателей Корнеева и Фомина, с участием районного прокурора Ушенина, при секретаре Жигиной. Рассмотрев дело Стрельцова Эдуарда Анатольевича, суд установил:
«Наказание Стрельцов отбывает с 26 мая 1958 года. 2/3 срока наказания отбыл 26 января 1963 года. Отбывая наказание в местах заключения в Московской, Кировской и Тульской областях, Стрельцов показал себя с положительной стороны. Работал на производстве. К работе относился добросовестно, за что ему начислено 1207 зачетных рабочих дней.
Находясь в Комендантском ОЛП в 1959 году, Стрельцов допустил одно нарушение режима, за что был лишен ранее начисленных зачетов в количестве 90 дней.
За добросовестное отношение к труду и примерное поведение приказом начальника того же ОЛП со Стрельцова указанное взыскание было снято. Находясь в Смородинской, а затем в Донской ИТК с 1960 года, Стрельцов проявил себя исключительно хорошо. Во время пребывания в колониях все время работал на производстве лекальщиком-инструментальщиком. К работе относился добросовестно.
Порученные работы выполнял своевременно и качественно.
Вел себя положительно, установленного режима не нарушал.
Во внерабочее время принимал активное участие в работе, связанной с благоустройством колонии, в аварийных работах, за что имел несколько благодарностей от администрации колонии.
В 1962–1963 учебном году обучается в 9-м классе общеобразовательной школы. Являлся участником слета передовиков труда.
Исходя из вышеизложенного, суд считает: Стрельцов доказал свое исправление, а поэтому, руководствуясь ст. 363 УПК РСФСР,
ОПРЕДЕЛИЛ:
Стрельцова Эдуарда Анатольевича от неотбытого срока наказания два (2) года, три (3) месяца, десять (10) дней лишения свободы условно-досрочно освободить.
Народный судья Рябов
Народные заседатели Корнеева, Фомина».
В тот же день, расписавшись в тюремной ведомости, он вышел за ворота колонии. Снаружи его уже поджидали Виктор Шустиков, Георгий Каменский и Софья Фроловна, приехавшие, как обычно, на «Москвиче» Шустикова. Софья Фроловна так разволновалась, что не смогла выйти из машины, а Шустиков и Каменский бросились навстречу освобожденному. Первым делом, как только уселись в машину, Стрельцов сделал глоток коньяку, а потом вдруг попросил притормозить. И, выйдя на улицу, снял с себя тюремный ватник да запустил его в ближайший овраг. После чего попросил Шустикова посигналить. Так он прощался с последней остановкой на лагерном этапе. Так перевернулась еще одна страница его жизни. Впереди ждала неизвестность. Но даже эта неизвестность была лучше уходящей в прошлое определенности.
«Не только ноги нужны в футболе – нужна в футболе, между прочим, голова!..»
Когда в 1957 г. Г.Д. Качалин отозвался о Стрельцове как о неопытном игроке, он имел в виду отсутствие у молодого футболиста самообладания и сложившегося, уверенного стиля игры. Многие тогда критиковали Стрельцова за лень, за простои на одном месте, за пассивную манеру. Но к 1958 г., как написал сам он впоследствии, у Стрельцова стал складываться собственный стиль игры. Появлялись уверенность и привычка находить собственные решения на поле, появлялось то самое видение поля, когда для оценки ситуации не нужно вертеть головой – каким-то интуитивным образом расстановка сил, положение игроков верно распознавались им без оглядки. Он стал осознавать, что прежде неосознанное нежелание постоянно находиться в движении, та самая «лень», за которую упрекали тренеры и журналисты, это вовсе не лень, а свой личный режим игры с учетом плоскостопия и необходимости беречь силы. И уже осознанно он не бегал за мячом, с которым, по его оценкам, ничего не мог сделать. Зато к мячу, обещавшему гол, он мчался, не жалея сил. Он стал действовать более самостоятельно, оценивая ход игры и решениями своими порой приводя опекавших его защитников в недоумение. Просчитать его действия становилось все сложнее. В арсенале приемов появлялись новые, не усвоенные на тренировках, а изобретенные тут же, по ходу игры. Сама игра, развитие событий подсказывали, как лучше действовать, как использовать знакомые приемы в новом качестве, в новом варианте. И тогда разученные, доведенные до автоматизма на тренировках движения и приемы менялись до неузнаваемости, становились чем-то новым. Когда-то даже знаменитый пас пяткой стал экспромтом, логическим следствием ситуации на поле. И только потом прием этот был доведен до совершенства, став его фирменным трюком. К 1958 г. вместе с обретением своего стиля он уже относился к футболу не по-мальчишески, не только как к удовольствию гонять мяч и забивать голы. Он ясно осознавал, что футбол – это творчество, что тренировка и советы наставников – еще не все, игра требует непрерывной мысли, решимости, хитрости, воображения, раскрепощенности. Сила, уверенность, опыт формировали футбольного творца – раскованного в движении, свободного в фантазии, уверенного в избранной тактике. Но… Все это вдруг оборвалось. Как мы убедились, вина его была полностью доказана, и ни Фурцева, ни Хрущев, ни КГБ не имели к его деянию никакого отношения. Когда в наши дни случается что-то похожее, когда известный человек нарушает закон, начинаются прения: нужно ли наказывать или с учетом его настоящих и потенциальных достижений лучше закрыть на преступление глаза. Но закон имеет смысл только в том случае, когда он написан для всех. В 1958 г. страна проявила волю и наказала одного из лучших футболистов. В 1963 г. та же страна проявила великодушие, простив преступление, за которое он понес наказание. И напрасно говорят, что Стрельцова сразу отвергли как прокаженного, что никто не хотел брать его в игру. Но ведь спортивная команда – это не богоугодное заведение. Конечно, ему сочувствовали. Но этого явно было недостаточно, все понимали: после такого перерыва играть вряд ли он вообще сможет. Сам Эдуард Анатольевич писал, что в разлуке с игрой физически окреп и раздался в плечах, от тяжелой работы стали сильнее руки, но специальная подготовка оставляла желать лучшего – какой футбол после пятилетнего простоя? Ведь играть-то придется не с третьим лагпунктом, и освещать игру приедут не корреспонденты «Леса – стране». И когда в мае 1963 г. тренер «Торпедо» Н.П. Морозов дал Стрельцову возможность сыграть матч с московским «Динамо» за дублеров, Стрельцов признал, что выносливости ему не хватает – чувствовал он себя после игры не лучшим образом. Выходить просто так на поле он не хотел, понимая, что болельщики ждут его и что разочаровать их не может. Игрок такого уровня не имеет права выступать, не будучи по-настоящему подготовленным. Впервые за команду мастеров он сыграл 25 июля 1963 г. в Одессе против «Черноморца», забив два мяча. Это именно после того матча в раздевалку принесли ящик шампанского, букет иван-чая и записку от Коли Загорского.
