Вернувшись в футбол, понимая, что стал не так быстр и совсем не так уж неутомим, он сумел перестроить и перенастроить свою игру так, чтобы скрыть благоприобретенные недостатки. В остальном он был прежним Эдиком – добрым, по-своему благородным, доверчивым и слабым. Стрельцов обиделся, когда вышла книга Иванова, из которой любой читатель мог теперь узнать, что Стрельцов-то – слабак! Но, увы, Иванов был прав: «сильный человек выбирает себе линию жизни и идет по ней. Стрельцова сбивал с пути любой толчок, а небывалый талант становился в эти минуты его самым главным врагом». Ведь за его огромный талант ему многое прощали и тренеры, и руководство футболом. А он не умел делать выводы и оказался заложником своего таланта. Годы, проведенные им в неволе, стали расплатой за слабость, которую он так и не научился преодолевать в себе. Со стороны это выглядело «звездной болезнью», но, по мнению Валентина Иванова, все было гораздо сложнее.
ОН ВЕСЬ СЛОВНО СОТКАН ИЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ. В НЕМ МИРНО СОСЕДСТВУЮТ КАЧЕСТВА, КАЖДОЕ ИЗ КОТОРЫХ ДОЛЖНО БЫ НАЧИСТО ИСКЛЮЧАТЬ ДРУГОЕ.
А ведь мы помним, как Софья Фроловна кидала в мужа кипящий кофейник, как потом и вовсе выдворила супруга вон, как спустя годы выгнала из дома невестку. Каким мог вырасти мальчик, воспитанный такой воинственной мамой да еще и без отца? Именно слабым, лишенным примера мужественности. Такие люди, вырастая, стараются всем угодить или не могут отказать в выполнении просьб, что психологически связано с жаждой всеобщего одобрения. Под видом боязни обидеть они, как правило, стараются избегать конфликтных ситуаций, а также ситуаций, где нужно брать на себя ответственность. Такой мужчина не научится быть мужчиной, что и объясняет многие странности его поведения. Стрельцов знал, как нужно вести себя на поле, здесь и не было вариантов. Но за пределами поля, в обычной жизни, он становился другим, поскольку не имел с детства примера мужского поведения, зато вырос рядом с женщиной, которая постоянно подавляла его. Его доброта, покладистость, нежелание обидеть – все это оборотная сторона слабости, отсутствия нормальных ориентиров, правильных примеров и хорошего воспитания. В чем, например, заключалась суть постоянных «нарушений режима»? В распущенности, в потакании себе, в нежелании отказывать себе в приятном. Другими словами – в слабости. Состояние «нарушенного режима» делает жизнь намного веселее, так проще иметь дело с девушками, да и самооценка поднимается. А сколько вокруг «друзей»! И все восхищаются, все смотрят в рот, ловят каждое слово, считают за честь пригласить Эдика в гости.
В кассационной жалобе 1958 г. адвокат Стрельцова С.А. Миловский среди прочего отметил: «По делу известно, что, будучи брошен отцом в 4-летнем возрасте, СТРЕЛЬЦОВ воспитывался одной матерью, неразвитой, полуграмотной женщиной. Несмотря на эти неблагоприятные семейные условия, Эдуард пришел в столичный спортивный мир скромным, застенчивым, вежливым и дисциплинированным 16-летним юношей, который не пил, не курил и краснел при замечаниях со стороны тренера».
В нескольких строчках адвокат выразил главное в личности Стрельцова – семья не позволила ему правильно сформироваться, не дала положительного примера мужского поведения и выпустила в мир неуверенным, несложившимся, слабым. Пока все это выражалось в застенчивости и румянце. Но со временем те же самые черты нашли другое проявление, обусловленное взрослой жизнью. Эта новая жизнь очень быстро подмяла под себя молодого человека без жесткого стержня. Тот же адвокат Миловский упирал в своей жалобе на несправедливость обвинений против одного Стрельцова, предлагая призвать к ответственности и тех, кто развращал молодого футболиста. «Ездившему до этого на электричке юноше по окончании матча подавались комфортабельные «ЗИЛы» и «ЗИМы» <…> Для него останавливали скорый поезд; к нему на дом снаряжали посыльных с подарками; его засыпали премиями, шили ему костюмы у лучших портных, отдыхать отправляли в правительственный санаторий, – перечислял адвокат. – В 20-летнем возрасте – он уже Заслуженный мастер спорта, обладатель отдельной квартиры, «Победы» и солидного годового дохода при отсутствии понятия о том, что такое труд, производство». Даже у человека со строгим, изысканным воспитанием, с правильным примером перед глазами закружится голова от таких почестей. Кого-то это сделает высокомерным, кого-то – самовлюбленным, Стрельцова сделало распущенным, породило в нем чувство безнаказанности. И если в безнаказанности судьба вскоре разубедила его, то распущенность – или неприятие самоограничения, неготовность отказывать себе в удовольствии – осталась с ним навсегда. Как и слабость, выражавшаяся в том, что жена и тренер 30-летнего футболиста бегали за ним по московским дворам, куда он сворачивал по дороге на тренировку, дабы переброситься в картишки, и вели за ручку на стадион.
Интересно и воспоминание Аллы Деменко о неумении Эдуарда просить прощения. Со временем он вполне освоился с этим, казалось бы, нехитрым делом. Но все-таки не стоит игнорировать такое яркое проявление личности. О чем оно может свидетельствовать? Прежде всего для признания своей вины человеку нужен достаточно высокий уровень самооценки. Человек должен быть не то что уж очень уверен в себе, но хотя бы не должен в себе сомневаться. Сомневающиеся, неуверенные в себе люди как раз и не умеют извиняться, потому что признание своих ошибок способно уничтожить ростки их самоуважения. Извинившись, человек признает свою неправоту, но для кого-то лишнее напоминание о своей неправоте может стать мучительным. У таких людей чувство вины сформировалось с детства, когда их обвиняли напропалую и за все грозили наказанием. В конце концов они вырастают с недоразвитым, искаженным чувством собственного достоинства, и поэтому каждая признанная ошибка наносит им новую травму. А кроме того, внушенное в детстве чувство вины мешает развиваться нормальной, полноценной ответственности.
Сегодня любят сравнивать Стрельцова с литературными и фольклорными персонажами. Тут и былинные богатыри, и Обломов, и Левша… А ведь во многом он схож с Митей Карамазовым из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Митя растет без матери на задворках дома у непутевого отца. С детства он не получает нормального воспитания, перед ним нет примера мужественности, он тоже вырастает с искаженным представлением о том, каким должен быть мужчина. Это выражается, при всех положительных чертах Митиного характера – доброте, честности, прямолинейности, щедрости, широте души, – в необузданности, в распущенности, в потакании своим страстям и капризам, невоздержанности и буйстве. Прокурор на суде объявляет: «Нет, господа присяжные, у тех Гамлеты, а у нас еще пока Карамазовы!», имея в виду, что перед Митей не стоит вопрос «быть или не быть», он живет жадно, неистово, со всей страстью, на какую способен. Вспомним, как Г.Д. Качалин говорил о Стрельцове: «Парень очень способный, но натура необузданная». Другими словами, невоспитанная, неотесанная, буйная. Вот и Митя такой же – добрый, способный, искренний, но распущенный, не в ладу со своими страстями, человек крайностей. Походя он затевает потасовку в трактире – таскает за бороденку отставного штабс-капитана Снегирева. Но эту жалкую картину видит маленький сын Снегирева – Илюша, для которого унижение отца становится сильнейшим потрясением, вызвавшим болезнь и в итоге убившим мальчика. То есть Митя невольно оказывается причиной смерти ребенка. Но еще до того, как Илюша умер, Митя попадает в другую историю. Его подозревают в убийстве отца – Федора Павловича, хотя действительным убийцей был слуга Смердяков. Однако многие улики и свидетельские показания указывают на Митю как на виновного. Суд присяжных, среди которых мужички, знавшие Митю как буйного малого, выносит вердикт: виновен! Митю ждет каторга. Но еще до суда ему снится странный сон: погорелые женщины плачут и протягивают на руках голодных детей. Митя, глядя на голодное, плачущее дите, недоумевает во сне: «Почему ручки голенькие, почему его не закутают?» Во сне он получает объяснение: «А бедные, погорелые, хлебушка нетути, на погорелое место просят». Проснувшись, Митя испытывает просветление, понимая, что даже незаслуженное страдание в его случае справедливо. Поскольку «все за всех виноваты». В гневе он не видел, как страдал сын Снегирева от унижения отца. Он даже не знает, что, по сути, убил ребенка. Но интуитивно он понимает свою вину, понимает: в том, что дите во сне плачет, он тоже виноват и должен за это ответить.
