– А вначале эти слои лежали ровно? – решил уточнить Димка.
– Несомненно. Они поочередно, один за другим, накапливались в древнем водоеме.
– Почему же они так… согнулись? Это какая же для этого нужна была силища!
– Вы правы: силища колоссальная. Это так называемая тектоническая сила, о которой мы уже говорили вчера. Учтите еще, дорогой Дмитрий, что сминалась эта осадочная толща не в мягком изначальном состоянии, а в твердом, окаменевшем.
– Как же она при этом… не разломилась на куски? – недоумевал Димка.
– В этом, мой юный друг, есть своей секрет. Дело в том, что происходит такое сжатие обычно очень и очень медленно, веками, тысячелетиями. А твердое тело под воздействием длительного давления начинает вести себя как пластичное. Возьмем для примера стекло. Казалось бы, оно твердое и хрупкое. Однако под длительным давлением оно способно изгибаться, не ломаясь. Это доказано опытами.
Пока геолог говорил, рядом с берегом, в прозрачной, как жидкое стекло, воде проплыло что-то большое, серебристо-серое с красным. Какая-то крупная длинная рыбина. Она плавно двигала оранжевым хвостом и розоватыми плавниками. Димка застыл, очарованный этими грациозными движениями речного существа.
– Это таймень, – негромко проговорил Обручев, проследив Димкин взгляд, – представитель семейства лососевых. Красивая и сильная рыба. В бывшее лето двое моих рабочих залучили тайменя острогой. И пока тащили его, он опрокинул им лодку и едва не утопил обоих. Каков силач!
«Вот бы мне сейчас спиннинг!» – подумал Димка. Но где его спиннинг? Он остался в другом мире. Мальчишка даже немного приуныл. Не из-за спиннинга, а из-за недоступности для него его привычного мира. И может, унывал бы и дальше, если бы измерение элементов залегания не требовало большого внимания и сосредоточенности. И если бы Владимир Афанасьевич не предложил затем искупаться.
Это было классно! Они ложились на спину ногами вперед, и поток нес их, как бревна, между скользкими камнями, порой захлестывая пенистой волной.
– Уф, хорошо! – фыркала плывущая рядом с Димкой голова Обручева.
– Эх, хорошо! – вторила Димкина голова.
Потом приходилось бежать по берегу обратно. Пробегая мимо песчаной косы, Димка от избытка радости вывалялся в зеленовато-сером рыхлом песке и стал похож на шерстистого первобытного человека. Однако песок этот настолько прилип к коже, что великому Обручеву пришлось обмывать Димкину спину.
Оставшуюся часть дня они продолжали обследовать береговые обрывы. Димка замерял азимуты и углы наклона крыльев антиклиналей и синклиналей, а Обручев зарисовывал эти сложные, порой даже лежащие на боку складки.
Только поздно вечером добрались они до новой стоянки на этой же реке. Там их ждала ароматная наваристая уха из наловленной казаками рыбы.
После ужина, несмотря на сумерки, несколько человек возобновили рыбалку. Димка присоединился к ним. Многое в этой рыбалке показалось ему удивительным. Во-первых, леска, которую здесь называли лесой. Она была как будто сплетена из тонких серых нитей. Оказалось, что сплетена она из волосин конского хвоста. Крючок, правда, был явно фабричный – острый и блестящий. «Англицкий», как заявил Николка. При этом не было ни поплавка, ни грузила. Леску привязывали к вырезанным из тальника прутам, а вместо наживки приматывали к крючку красной ниткой пучочек волос. Вот и вся снасть. Димке не верилось, что на нее можно хоть что-то поймать. Неужто рыба такая глупая, чтобы позариться на пучок волос? Однако едва он забросил эту летучую снасть в воду, причем совсем недалеко от берега, как раздался всплеск, удилище резко пригнулось к самой воде, и мальчишка вытащил на берег упругую зеркальную рыбу. По форме она напоминала крупную плотву, но, в отличие от плотвы, на спине у нее имелся большой мягкий плавник, ярко раскрашенный зелеными и малиновыми полосами, как и другие, более мелкие плавники и хвост. Да и все тело было словно радужным, играющим оранжевыми, синеватыми, зеленоватыми цветами.
– Это харьюз, – назвал рыбу Герасим. – Сильно нежная рыба, потому долго не хранится. Особо хороша она в малосольном виде.
До наступления темноты Димка успел поймать еще двух хариусов, а другие рыбаки натаскали по десятку. Рыбу в два счета выпотрошили, пересыпали солью и затолкали в небольшой брезентовый мешок. И отправились, довольные, спать.
В ту ночь Димке приснилось, будто в палатку, где он мирно возлежал, пробрались синклиналь с антиклиналью. Они имели вид черных упругих дуг, выгнутых: одна – книзу, другая – кверху. Синклиналь-мульда сейчас же подползла под Димку, антиклиналь-седло оседлала его сверху, и обе дружно принялись его душить. Димка хотел было крикнуть, чтобы разбудить рабочих, но вспомнил, что у антиклиналей и синклиналей полагается измерять элементы залегания. Он схватил компас – и в тот же миг нападающие присмирели, как черти при виде креста, и уползли прочь.
Глава 22. Стланиковые «джунгли»
Подъем в гору на этот раз дался Димке нелегко: еще с позавчерашнего маршрута у него болели мышцы ног. И все же он был доволен: ведь он не просто поднимался в высь над низменностями и тайгой – он поднимался и над самим собой, преодолевая сопротивление усталого тела.
Перед глазами его перемежались обломки серых и коричневатых камней, редкие кривые стебли шиповника, бледные островки хрупкого ягеля. Над головой простиралось ярко-синее небо без единого облачка. А за спиной росла и ширилась пустота, гигантский провал долины реки. Там, внизу, среди густо-зеленой щетины тайги выделялись рыжие проплешины ма́рей (болот), блестящей лентой извивалась речка. Темно-голубая на плёсах, она чешуйчато серебрилась на перекатах. Удивительно: речка была отсюда вон как далеко, а ее чуть приглушенный величественный рокот легко доносился сюда, на этакую высоту! А вон на ближнем ее берегу, на малахитовом
[39] пятнышке поляны – три крохотных светлых квадратика. Это палатки, их бивак, оставшийся в этот раз на месте.
Примерно через два часа путники достигли вершины. Они тяжело дышали и утирали потные лица. И тут выяснилось, что эта часть маршрута была самой легкой. Потому как впереди их поджидали заросли кедрового стланика. Чудовищные заросли! Их по праву можно было назвать: стланиковый лес. Или: стланиковые джунгли.
Тяжелые косматые лапы сомкнулись над головами смельчаков, едва они ступили в эту чащу. Изогнутые и переплетенные, точно шланги, шершавые смолистые стволы и стелющиеся по земле корни образовывали настоящую полосу препятствий. Причем полосу нескончаемой ширины. Продираясь через нее, Димка постоянно спотыкался, а то и падал. Колючие ветви при этом норовили хлестнуть его по лицу. Здесь, в дебрях, царили безветрие и духота, пропитанная запахом разогретой хвои и древесной смолы. Пот щипал лицо. Вдобавок мошка прямо-таки выжигала кожу на шее и запястьях рук. А впереди невозмутимо двигалась зеленовато-серая фигура геолога. Фигура эта решительно раздвигала ветви, иногда тоже спотыкалась, но неизменно сохраняла выдержку.
