Шли вверх по ручью, истоки которого, по словам Владимира Афанасьевича, находились на главном водоразделе, к которому и лежал их путь. С двух сторон долину ручья обступили невысокие горы. Ручей зигзагами вился между ними, то с одной, то с другой стороны подмывая их склоны. Среди гальки попадались языки темного сырого песка. На нем оставались глубокие следы трех путников. Шумела на перекатах вода. А сзади доносился гул реки и стук катящихся по ее дну камней. Странно, но этот стук никак не отставал и слышался отчетливо и через час, и через два часа хода. Оказалось, это постукивает подвешенный к Димкиной котомке пустой котелок.
Постепенно долина сузилась. Горы подступили ближе и словно раздумывали, не сомкнуться ли им совсем. Галечные косы теперь чаще сменялись крутыми обрывами, под которыми бурлил и клокотал ручей. Забираться на эти утесы потребовало бы большой сноровки и сил. Поэтому ходоки поступали проще: как только ручей сближался со скалой, они перебредали на другой берег, где тянулись отмели и косы. И так раз за разом. Ручей был полноводным, и сапоги у всех в первый же переход залило водой.
Меньше всего к этой воде подходило слово «летняя». В прежние времена Димка, наверное, окоченел бы после второго или третьего перехода и трясся бы уже как цуцик. Но сейчас, видя, как спокойно, не жалуясь, не охая, бредут его старшие товарищи, он тоже старался держаться. И удивительное дело: скоро вода перестала казаться такой уж обжигающе-ледяной. А пока шагали до следующего брода, ноги успевали немного согреться.
Димкино внимание было направлено главным образом на то, чтобы не упасть во время перебродов. Масса воды с такой силой напирала и била по ногам, что иной раз подошвы начинали скользить, особенно если ступишь на округлый гладкий валун.
– Шире ставь! – кричал Димке Герасим. – Неровен час, собьет!
Сам Герасим и Владимир Афанасьевич брели осторожно, прощупывая ступнями дно.
Все чаще встречались участки, на которых ручей мчался, стиснутый между двумя отвесными скалами. И тогда приходилось подолгу брести против течения. Зато теперь Димкины ноги вовсе перестали мерзнуть. Наверное, потому, что он перестал их ощущать, как если бы это были уже не ноги, а деревянные или пластиковые протезы.
В месте, где ущелье немножко раздвинулось и снова появились полосы гальки и даже ивовые кустики, Обру-чев остановился.
– Надо разводить костер, – решительно произнес он. – Не годится ноги застуживать.
Герасим, сбросив на гальку свою ношу, прошелся вдоль ручья и скоро приволок охапку дров. Это были обломки нетолстых стволов, палки и ветки без коры, как будто кем-то обглоданные. Они образовали под берегом целую баррикаду.
– Это ручей принес во время паводка, – пояснил Владимир Афанасьевич Димке. – Поток тер, бил их о дно и о скалы, оттого они такие измочаленные. В паводок нам бы тут не пройти – сбило бы с ног и мочалило бы, как эти дрова.
Тем временем на берегу запылал огонь. Герасим наладил таганок, подвесил котелок с водой для чая.
Димку заинтересовали спички, которыми рабочий разжигал костер. Сами спички были розоватыми, с белыми головками и помещались в коробке́ из тонкой древесины. На этикетке стояла надпись: «Спичечная фабрика № 40 П. Д. Щербакова Вятской губернии», и был нарисован силуэт медведя, похожего на толстую понурую собаку.
«Наш был страшнее», – вспомнил Димка медведя-гиганта.
В ручье в эту минуту что-то громко бултыхнуло.
– Таймень?! – вскочил Димка на ноги.
Бултыхнуло еще раз.
– Каменья, – сообразил Герасим.
Со скалистого утеса на той стороне ручья скатилось и плюхнулось в воду еще несколько камней.
– Погляди-ко! – указал Герасим Димке на верхушку скалы.
Димка задрал голову и увидел какое-то светло-коричневое животное с рожками. Было жутковато видеть, как оно прохаживается по узенькому карнизу скалы.
– Стрелить? – спросил рабочий у начальника, поднимая с земли свое одноствольное ружье.
– Оставьте, – возразил Обручев. – Куда нам его нынче? Лишний груз нам ни к чему. Да и жалко губить такого красавца.
– Мясо у нас на исходе.
– Ничего, добудем в другой раз.
Снова посыпались камешки, и животное, совершив несколько прыжков по каменным ступенькам, скрылось за кромкой обрыва.
– Горная коза, – проговорил Обручев так, как будто коза эта была его давней знакомой. – Хороша! Она большая мастерица прыгать по кручам. Поди догони ее!
Димку удивляла не только коза, бесстрашно скачущая по кручам, но и редкие лиственницы, каким-то чудом прикрепившиеся корнями к отвесному уступу, тощие, мучительно изогнутые, но упорно борющиеся за место под солнцем.
«Вот у кого надо учиться стойкости!» – подумал он.
Глава 26. Рельеф гор
Пока пили чай и, разувшись, грели ноги у огня, Димка вспомнил вчерашнюю «лекцию» о происхождении гор и спросил:
– Владимир Афанасьевич, а вот это ущелье, по которому мы идем, это грабен?
– Не дает геология покоя? – сочувственно улыбнулся Обручев. – Это хорошо. Да, бывает, конечно, когда вода использует грабены и течет по ним, еще больше их углубляя. Но вообще-то, современный рельеф, все эти хребты, долины и ущелья, – дело рук не только тектоники. Наверное, вы удивитесь, Дмитрий, если я скажу вам, что вся красота гор с их цепями зубчатых вершин, отвесными кручами, ущельями и бурными речками – все это создается силами разрушительными. Да-да, именно так. Лик земли – это не застывшая маска, когда-то слепленная на века, он постоянно меняется. А великий и могущественный скульптор, который неустанно творит рельеф нашей планеты, – это вода. Представьте себе: обыкновенная вода – ручьи, реки, дождевые потоки. Но не только вода. У нее есть помощники. Это жар и холод, дождь и снег, ветер и растения… Изо дня в день, из года в год, веками эти силы грызут, сверлят, разъедают каменные поднятия, а дожди и ветры смывают и сдувают этот разрыхленный материал. Разрушительные силы, как вы понимаете, успешнее расправляются с породами некрепкими. Более прочные пласты или тела остаются стоять в виде башен, пиков, стен, как та дайка, которую мы с вами однажды наблюдали. В результате получается горная страна вроде той, что нас сейчас окружает.
Димка огляделся. Он не сомневался в верности слов своего наставника, но вообразить эту исполинскую работу воды, дождей и ветров он мог, только если допустить, что все эти горы сделаны из песка или из мягкой глины.
