В мгновение ока Димка вскочил на ноги, взбежал на терраску и замер, пораженный: там, метрах в ста от него, на ровной каменной площадке стояли преспокойно три цветные капроновые палатки. Горел костер, сидели у огня люди. В стороне от них виднелась одинокая скала с сугробом в подножии и… вылепленный Димкой гном.
Едва не задыхаясь от бешеного волнения, Димка снова сбежал к ручью, подхватил рюкзак, радиометр и готов уже был с радостным криком бежать в лагерь. Но что-то заставило его остановиться. Он сел и попробовал успокоиться. Непросто было из одного мира вот так сразу, вдруг, перескочить в другой, пусть даже родной мир. В голове его кружил вихрь – не столько мыслей, сколько эмоций. Когда буря эта мало-помалу улеглась, Димка вспомнил про осколок метеорита. Не исчез ли он опять? Нет, осколок был на месте, ура! Задрав рукав куртки, Димка достал его со дна. Осколок, как он и ожидал, был увесистый. Он был черный, ямчатый, с оплавленными краями. И было как-то радостно держать его на ладони.
Похоже, мираж кончился?
Глава 34. В отряде Шмырёва
– Ты купался там, что ли? – спросил Григорий Борисович у подошедшего к костру рабочего-радиометриста. – Мы уже поужинали. Нам же сегодня еще лагерь переносить, а ты где-то гуляешь, дружище.
– Сапог зашивал? – приметил Иван длинный шов на Димкиной обуви.
– Слезы, наверное, проливал, – фыркнул Фомич. – Его же, бедного, обидели.
Димка опустил на землю радиометр.
– Григорий Борисович, – заговорил он твердо и отчетливо, – у меня трубка радиометра выпала и ударилась, и прибор теперь не работает. Вот.
Алёна испуганными, расширенными глазами посмотрела на начальника. Охотник Иван, подняв брови, с интересом разглядывал Димку. Фомич же буквально затрясся от гнева.
– Взяли туриста на свою голову! – закричал он побабьи тонким голоском, вскакивая на ноги. – Пользы от него никакой, а еще и вред! Угробил прибор, растяпа!
Прежде Димка был бы подавлен такими оскорбительными словами. Или стал бы грубить в ответ. Сейчас же ему вспомнился Обручев. Вспомнилось его уважительное и заботливое отношение к людям, его уроки и лекции по геологии. Вспомнилось, как они уходили от медведя, как втроем брели по ручью и грелись у разведенного Герасимом костра. Вспомнилось ему и как он, Димка, чуть не утонул с тяжелой поклажей в половодном ручье, как полз на четвереньках на склон с неподъемным грузом, как ехал вниз по осыпи и как богатырь Герасим перевозил его к биваку на плоту. А еще – как Владимир Афанасьевич доверил ему самостоятельно обследовать разведочную канаву и как он, Димка, нашел цинковую руду. Все эти картинки пробежали в его сознании за мгновение, но – странное дело – после них у Димки не осталось ни малейшей обиды на Семёна Фомича. Он ничего не стал отвечать завхозу, лишь посмотрел на него с сожалением.
Фомич хотел было что-то добавить, еще какую-нибудь колкость, уже и рот приоткрыл, но почему-то не добавил и даже глаза отвел. Остальные как-то странно поглядывали на рабочего-радиометриста, как будто узнавая и не узнавая его.
– Ладно, невелика беда, – пророкотал Шмырёв. – У нас есть запасной радиометр, с которым ходила Алёна.
– Да, можешь взять мой, – поспешно согласилась студентка. – Он мне пока не понадобится.
Фомич покачал головой от досады, но смолчал.
Иван тем временем положил Димке большую порцию каши с тушенкой, и Димка почувствовал, как сильно он проголодался. Даже по тушенке соскучился. Когда же он ел в последний раз? Трудно ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. То ли утром в отряде Обручева в конце XIX века, то ли в маршруте с Алёной во время чаёвки в веке XXI.
Пока он с аппетитом уплетал кашу, остальные невольно продолжали к нему присматриваться, как если бы это был не совсем тот Димка, которого они до сих пор знали. Что-то появилось в нем новое (спокойствие? достоинство?), что-то взрослое – некая твердость, какая появляется у людей бывалых, прошедших через серьезные испытания, закалившихся в них.
У костра было жарко, Димка расстегнул куртку, и зоркий Иван заметил у него на поясе деревянные ножны и торчащую из них костяную рукоятку.
– Можно? – протянул он руку.
Димка неохотно вытащил нож.
– Эвенкийский, – заключил охотник, внимательно рассматривая оружие. – Самодельный. Грубовато сделан, но сталь, видать, крепкая. – Он стукнул обратной стороной полотна по ребру своего охотничьего ножа. – Ого! Даже покрепче моего будет. Махнемся? – шутливо предложил он. – Мой красивее.
Димка молча забрал свой нож и вложил обратно в ножны.
– Откуда он у тебя? – недоумевал Иван.
– С неба, – пошутил Димка. – Шлепнулся вместе с метеоритом. – И, отставив пустую миску, он вытащил из кармана найденный в ручье черный осколок, поднес его на ладони Ивану. Иван значительно присвистнул, затем достал свой. Оба осколка выглядели почти что близнецами.
– Не успел приехать, как уже кусок метеорита надыбал! – прорычал Григорий Борисович, оскалившись. – Новичкам везет. Фортуна!
– Если бы ты не нашел, я бы тебе свой отдал, – положил Димке на плечо ладонь Иван. – Я заметил, как у тебя глаза загорелись при виде него. Но смотри-ка: и тебе повезло.
– Да, – подтвердил Димка. – Мне обалденно повезло!
И он имел в виду не только метеоритный обломок.
Тут ему пришла в голову идея: этот кусочек железо-каменного метеорита станет первым экспонатом школьного музея, за создание которых так горячо ратовал Владимир Афанасьевич. Димка поговорит с учителем географии, а может, и с директором школы, и, скорее всего, они поддержат его замысел.
К этой веселой мысли примешалась неожиданная тревога. Вспомнив Обручева, он вдруг сообразил, что там, в Восточносибирской горной партии, его, Димку, несомненно, ищут, думая, наверное, что он попал в беду. Вещмешок они найдут, молоток тоже, так как искать в первую очередь станут вблизи канавы. А вот от самого Димки не осталось там, в том мире и в том времени, ни следа. Хотя нет… Постой-ка. След все же остался. Дим-кин блокнот. Точнее, не сам блокнот, а оторвавшаяся от него обложка. Насколько Димке помнилось, на задней стороне той картонки имелась надпись с названием типографии и стоял год выпуска. Владимир Афанасьевич, как человек внимательный и очень умный, конечно же, заметит эту надпись и, вполне возможно, что-то поймет. А может, вообще все поймет. Поймет, почему Димка не рассказывал о себе, и откуда у него такие необычные сапоги, и прочее.
А если он все поймет, то, наверное, не станет сильно переживать оттого, что Димка исчез. Разве что взгрустнет слегка из-за того, что они расстались. Как и Димке становилось грустно, когда он думал об этом необыкновенном, гениальном человеке и понимал, что больше они никогда не увидятся.
