* * *
Сурен встал на карачки, медленно, покачиваясь, поднялся на ноги. Провел ладонью по шее, есть рассечение, но не очень глубокое. Еще одно на затылке, кровь стекала за воротник рубашки, голова кружилась, туман сделался таким густым, что в поле зрения оставались только крупные объекты, темные контуры на сером фоне. Он видел, что людей поблизости нет, что первая башня наклонилась в сторону, вылетевшие стеновые панели, окрыли взгляду квартиры с разноцветными обоями, мебелью, разбитой в щепки, предметами интерьера.
Вторая башня рассыпалась почти до основания, вместо нее высокая груда блоков, бетонной крошки, какого-то мусора. Шестиэтажный дом, стоявший за башнями, тоже не устоял, вместо него остался бетонный завал, прикрытый сверху двускатной железной крышей. Разглядеть детали трудно, глаза слезились. В том месте, где стояла «Нива», асфальт съехал с дороги, и лежал какими-то бесформенными лепешками, один кусок на другом. Неведомая сила сдвинула машину метров на десять, слева кузов помят, будто по нему били кувалдой, двух боковых стекол нет, лобовое стекло покрыто сетью трещин. Сурен несколько раз крикнул: Левон. Звук выходил тихим, как шепот, ответа не было.
* * *
Туман все густел, закрывая собой разрушенные дома, небо и солнце. Стало трудно дышать, Сурен сплюнул, слюна была густой, будто он плевался масляной краской. Только сейчас он сообразил, что туман, — это пыль, поднятая развалившимися домами. Он достал сумку, из которой лилась вода. Почти все бутылки разбились, а те, что в рюкзаке, почему-то уцелели. Сурен сделал пару жадных глотков из горлышка и пошел к тому месту, где последний раз видел оперативников в штатском.
Площадь была завалена битыми панелями, блоками пенобетона и кирпичом. Людей поблизости не видно, наступила тишина, иногда вдалеке что-то шуршало, потрескивало. Сурен взобрался на самый высокий отвал и огляделся, но из-за пыли почти ничего не увидел. Он спустился вниз с другой стороны, споткнулся, и тут заметил человека, лежавшего на спине. Он был густо присыпан пылью, трудно понять, какого цвета одежда, куртка и рубаха лопнули на груди. Лицо серое, мертвое. На этом сером лице — красная полоса вместо рта. Видимо, беднягу ударило арматурным прутом точно под нос, выбило передние зубы, теперь рот казался длинным, почти до ушей, ярко красным. И еще глаза… Глаза живого человека.
Сурен присел на корточки. Чуть ниже пояса человек завален бетонными блоками, из которых вылезла арматура. Сурен стряхнул с груди грязь и мелкие камушки, смочил платок минеральной водой, постарался стереть пыль с лица, не задевая изуродованного рта, но только размазал грязь. Теперь он узнал молодого человека, сидевшего в «жигулях», этот парень вышел из машины, двинул к Сурену, когда начался этот ужас.
Пришла мысль, что его еще можно спасти, если принести домкрат… Но в «ниве» не было домкрата, его взял на время сосед по гаражу и не вернул. Сурен подумал, что домкратом плиты не приподнять, — только тронь, они раскрошатся, полезет арматура, проткнет человека, как кусок масла, — только хуже сделаешь.
— Ты слышишь меня?
— Слышу, — человек шепелявил, летели мелкие брызги крови, но слова можно было понять. — Я не хочу подыхать тут…
— О чем ты говоришь? Ты в порядке. Ты будешь жить…
— Не хочу подыхать тут…
— Чудак, у тебя обычная травма, — это я тебе говорю. Угрозы жизни нет.
— Что это было? — человек смотрел на Сурена вылезшими из орбит глазами. — Что случилось, это война? Война началась? Скажи правду…
Сурен испытывал головокружение и слабость, голова работала плохо:
— Ну почему сразу война? — сказал он. — Может быть, это только учения…
— Вытащи меня. Сделай что-нибудь.
— Я должен за помощью сходить, — сказал Сурен. — Придут люди, вытащим. Потерпи немного. Просто лежи — и все.
Человек поводил глазами по сторонам, открыл длинный беззубый рот, Сурен плеснул в рот минеральной воды, она вспенилась, человек не смог проглотить и выплюнул. Сурен запустил руку за пазуху, вытащил удостоверение лейтенанта КГБ Павла Артюхова, в подплечной кобуре пистолет Макарова со снаряженной обоймой и тут же запасная снаряженная обойма. Он сунул удостоверение обратно в карман Артюхова, осмотрел пистолет, взвел курок, включил предохранитель, опустил ПМ в карман плаща. Оперативник стал быстро и глубоко дышать, застонал и закрыл глаза, одно веко стало дергаться, потом замерло, рот остался приоткрытым, из него пошла кровь, Артюхов закашлялся, он кашлял минуту, потом затих.
Глава 4
Сурен поднялся, пошел к машине, в серой мгле появился абрис человека. Сурен остановился и спросил:
— Эй, кто тут?
— Я это…
Левон был похож на гипсовую статую, серое лицо, серые волосы, вставшие дыбом, серая одежда. Одна рука была согнута в локте и держалась на двух веревках, перекинутых через шею. Голос дрожал от страха или напряжения, кажется, парень готов был заплакать, но не заплакал, а дважды чихнул. Сурен шагнул вперед, хотел обнять Левона, но тот отступил:
— Осторожно, у меня левая плечевая кость сломана. Крови нет. Но больно, когда двигаюсь.
— Только рука, дружище?
— Только рука, будь она неладна.
— Главное — голова на месте. Мы починим твою руку.
— Конечно, — Левон чихнул. — Черт, это у меня аллергия на пыль. Там человек лежит. Его столбом задавило.
— Он жив? — спросил Сурен.
— Он не дышит. Что это было? Это война?
— Меня об этом только что спрашивали, — усмехнулся Сурен. — Нет, дружище. Я был на войне. Там все по-другому. Это землетрясение.
Сурен объяснил, что нужно сделать. Елена должна была прийти на площадь, но тут началась эта чертовня, наверняка Лена выбрала ближнюю дорогу, пошла по вот этой улице, название вылетело из головы, улица близко, до нее всего двадцать метров, но сейчас поворот не виден из-за пыли. Нужно найти Лену, наверняка она где-то рядом, где-то там, на дороге, но эта задача еще проще, чем кажется на первый взгляд, улица прямая, не заблудишься, на машине нельзя, асфальта нет, но машина и не нужна, из нее ничего не увидишь, тут надо медленно, на своих двоих. Они будут держаться рядом, оставаясь в зоне прямой видимости. Сурен пошел вперед, он двигался медленно, чтобы не упасть, увидел поворот и свернул на ту самую улицу, название которой забыл.
Он шел по обочине, Левон немного отстал, иногда он чихал и вытирал нос куском газеты. Видимость плохая, а пыли столько, что дышать тяжело, но здесь чувствовался слабый ветерок. С начала до конца улица была застроена частными домами, перед ними кирпичные или каменные заборы, но теперь на их месте одни развалины. Впереди горел огонь, стоял ровный столб оранжевого пламени, это газовая труба, покореженная ударом, задралась высоко вверх, а газ загорелся. Слева вдалеке тоже занимался пожар, — на соседней улице полыхал двухэтажный дом, чудом уцелевший, справа кирпичная стена забора, стоявшая наклонно, вдруг рассыпалась, словно от дуновения ветра, Левон вздрогнул и чихнул.
