Тогда из фургона принесли тумбу, которую поставили рядом с угловым столиком. На тумбе по трафарету краской было выведено: место для использованных подносов. Сама тумба запиралась на замочек. Внутри полный комплект аппаратуры, два микрофона. Отсюда сигнал пойдет на ретранслятор, установленный в кабинете Филиппова, там сигнал усиливался и отправляется в ближайший оперативный пункт милиции, что в двух кварталах от «Паруса», там организовали что-то вроде оперативного штаба.
В опорном пункте было всего четыре комнаты, последнюю по коридору, самую большую, заняли два московских оперативника и Черных. Он проверил звук, выспросил техников, не будет ли сбоев и помех, когда дойдет до дела. После этого санитарный час в «Парусе» закончился, в продажу выбросили крепленое вино, окрестные мужчины стали слетаться на запах.
Как только оперативники устроились в опорном пункте милиции, на соседнем столе зазвонил телефон городской связи, Черных поднялся, снял трубку. Это был некий Брянцев капитан госбезопасности, старший в оперативной группе, которая находилась возле дома Алевтины Крыловой. Капитан сказал, что чекисты наблюдают за объектом весь световой день, был приказ не трогать Крылову до семнадцати тридцати вечера. Можно действовать сейчас или еще подождать? Хозяйка из квартиры не выходила, снизу видно, что она включала и гасила свет на кухне и в гостиной.
Черных взглянул на наручные часы и скороговоркой ответил, мол, больше ждать нечего, задерживайте эту барышню и везите на Литейный. Он положил трубку, вернулся к общему столу и стал слушать, что говорят в «Парусе».
* * *
Ильин устроился за столиком за полчаса до встречи, на втором стуле сидел оперативник, который бесконечно долго чистил и ел воблу, что принес с собой. Когда Кольцов переступил порог и взял стакан портвейна, опер поднялся и ушел, стул освободился. Кольцов сел и тряхнул руку Ильина, мягкую и теплую.
— Хорошо, что ты вовремя причалил, — Ильин вел себя и говорил так, будто встретил старого приятеля. — А то не в жилу одному и вообще… Это заведение мне как-то не очень.
Он поднял стакан и сделал большой глоток. В «Парусе», где в сытые советские времена обедали водители грузовиков и работяги с комбината железобетонных изделий, что в двух кварталах отсюда, — в меню кроме шашлыка были котлеты и пельмени, теперь здесь человеческой едой не пахло, для выполнения плана подвезли крепленое вино, которое продавали в разлив, стаканами, на закуску — баночные кильки в томатном соусе или копченая скумбрия, нарезанная крупными кусками.
Кольцов разглядывал собеседника и курил. Перед ним улыбчивый мужчина лет тридцати пяти, с белой нежной кожей и голубыми ясными глазами. Одет в темно синюю импортную куртку и модные потертые джинсы, на шее длинный шарф из тонкой шерсти с кистями на концах. Он не был похож на контрразведчика или военного моряка, производил впечатление человека сугубо штатского, приятного собеседника, любившего поболтать, правда, словоохотливость насторожила: люди много говорят, когда волнуются или чего-то боятся.
Для начала Ильин захотел убедиться, есть ли у гостя четыре тысячи рублей, — сказал, что не привык откровенничать задаром, а то ведь бывает, особенно в наше время, говоришь, говоришь, а когда доходит до расчета, — получаешь пшик. Кольцов попросил собеседника заглянуть под стол, сунул руку во внутренний карман пальто, снял резинку с пачки сотенных, прикрыв деньги кепкой, опустил под столешницу, развернул купюры веером. Ильин вынырнул из-под стола, улыбнулся и сказал, что он людям всегда верит, но жизнь учила: проверяй, — без обид.
— Я не думал, что крепленое вино завезут, — щеки Ильина порозовели, губы сделались яркими и блестящими, будто напомаженные. — «Чашма» — это вещь. Самая большая государственная тайна знаете какая? По каким дням в это заведение завозят «Чашму». Но, боюсь, этой тайны не знает даже Генштаб ВМФ.
— Ну, к делу? — Кольцов пригубил вино, отдающее жженым сахаром и техническим спиртом. — Сейчас рано темнеет, а мне на другой конец города ехать.
— Прямо здесь хотите? Может, выпьем и прогуляемся?
— Зачем? Тут люди друг на друга внимания не обращают. И гул стоит, как на вокзале.
— Ну, что ж. Мне все равно.
* * *
В отделении милиции, где два оперативника и Черных тесно уселись за столом и слушали разговор, чувствовалось напряжение, какое бывает перед грозой, казалось, его можно было потрогать руками. Зазвонил телефон прямой связи с Москвой, Черных сорвал трубку, дежурный офицер сказал, что начальство ждет новостей.
— Все пока идет как наметили, — ответил Черных. — Они встретились в «Парусе» и сейчас подступаются к главной теме. Сижу рядом, в опорном пункте милиции, и пишу их разговор.
— Удалось сделать фотографию человека, который пришел к Ильину?
— Пока нет. Да и смысла никакого, это тот самый человек, которого ждем. Брать его в помещении — рискованно. А вдруг под полой обрез охотничьего ружья или ТТ. Он может положить много народа. Подождем немного. Теперь, когда он пришел, торопиться уже некуда. Как только они выйдут на улицу, его упакуют. Через час начнем первый допрос. И узнаем все: кто он, откуда и как зовут любимую девушку. Нет, нет… Уйти ему некуда. Мы перекрыли все подходы к этому заведению… Как там его, к «Парусу». Так и передайте…
— Все записал, спасибо, товарищ майор, — сказал офицер. — Сейчас доложу.
Следом вдруг звонил городской телефон, Черных снял трубку. Опять Брянцев, только он почему-то стал заикаться, и голос какой-то деревянный, даже показалось, — не он звонит. Капитан сообщил, что в квартиру вошли, помещение проверили, но гражданки Крыловой там не оказалось, вместо ее в квартире сидит некая Роза Львовна Грушевская, утверждает, она врач терапевт, знакомая хозяйки, пришла полить цветы. О цветах ее вчера попросила Крылова, дала ключи, а сама уехала на какую-то выставку. Сейчас оперативники пробивают личность Грушевской. Какие будут указания?
— Указания? — шепотом переспросил Черных.
Он выругался и бросил трубку.
* * *
Ильин сходил за вином и вернулся:
— Вы интересуетесь давними, как бы сказать… событиями. И деньги немалые. Значит, есть какой-то интерес. Или вы там были, ну, в том десанте?
— Вообще-то я пришел, чтобы задать вопросы, а не отвечать на них. Интерес простой: мой лучший друг погиб там. И я хочу знать правду… Должен ее знать.
Ильин криво усмехнулся, ложь была неумелая, какая-то детская.
— Тогда понятно. Я вот что скажу: поиски правды — благородное занятие. Но иногда они могут завести куда-то не туда, совсем не в ту сторону. В такие дебри, знаете ли, откуда чертовски трудно выбраться. Я не пугаю, просто высказываю вслух мысли. Да… Которые подтверждает горький опыт. Парочка бывших сослуживцев стала инвалидами, да, да… Первой группы. А один друг детства из Питера на кладбище лежит. Отсюда недалеко. Погиб в рассвете сил. Правду нашел… И прожил всего один день. Могу могилу показать…
