Черных легко, без напряжения рассмеялся.
— Вы с ума сошли, гражданин Попов. Мы даже поговорить не успели. К вам много вопросов. Теперь мы встретимся в казенном доме, в «Крестах». Уже скоро.
В комнату вошел еще один оперативник, двое встали у двери, Попову приказали вытянуть вперед руки, защелкнулись браслеты наручников. Двое дюжих молодцов подняли его за плечи и потащили на лестницу, он сам, парализованный тем, что увидел, письмом Али, ее исчезновением и этим ужасным разговором с гэбистом, идти без посторонней помощи не мог.
Часть седьмая: майор Черных
Глава 1
Гроб с телом Сергея Ильина доставили из Ленинграда в Москву через два дня после его гибели, подготовили приказ о награждении чекиста орденом боевого красного знамени, посмертно. Но кто-то сверху сделал замечание, мол, эта награда для высшего командного состава, и поэтому все переиграли, решили, — в самый раз будет орден красной звезды. Вскрытие сделали в Лефортовском судебном морге, результаты не стали неожиданностью, смерть наступила в следствие глубокого колото-резаного ранения брюшной области, селезёнки и печени, как следствие, потери крови. Проще сказать: кусок толстого витринного стекла упал острием вниз, когда Ильин лежал на спине, без сознания и находился в беспомощном состоянии, разрубил печень, задел другие внутренние органы.
Похороны назначили на четверг, начальство решало, как проститься с одним из лучших оперативных сотрудников, геройски погибшим на боевом задании. В последние годы чекисты крайне редко погибали при исполнении, поэтому этот случай — особый, надо бы приподнять это мероприятие, устроить гражданскую панихиду в клубе имени Дзержинского, что через дорогу от главного здания КГБ. Это вполне логично, подвиг Ильина, достоин того, чтобы гроб с телом бесстрашного чекиста постоял на сцене клуба, где по государственным праздникам выступают известные артисты, даже Алла Пугачева.
Почетный караул, венки, большая фотография в черной рамке. Мимо него под музыку Шопена пройдут кадровые сотрудники Госбезопасности и, разумеется, ветераны. Безутешная старуха мать будет принимать соболезнования. И, конечно, сестра, она тоже…
Но кто-то сверху опять поправил: ни к чему все эти торжественные мероприятия прямо под окнами главного здания Госбезопасности, и вообще — Ильин дослужился только до капитана, вот если бы генерал так погиб, тогда другое дело… Но такого не бывает, чтобы генерал погиб, да еще при исполнении… Надо организовать прощание в ритуальном зале при крематории. И чтобы все скромно, и не надо сгонять гуртом чекистов, занятых на работе, иначе, узнав о похоронах, понаедут иностранцы с фотоаппаратами, — только этого не хватало.
Позвать друзей, коллег и двух-трех ветеранов, все в штатской одежде, — пусть скажут несколько слов, плюс цветы и два-три венка от Комитета и профкома, — на этом шабаш. Матери выдать единовременное пособие в размере двух окладов сына, ныне покойного, плюс продукты и водку, — на поминки.
* * *
Был серый теплый день, моросил дождь. Здание белого камня, где проходила гражданская панихида, оказалось огромным и холодным. Вроде и людей собралось немало, а взглянуть со стороны — жалкая кучка. Всех выстроили полукругом возле постамента с гробом. Первым к микрофону подошел старый генерал в отставке, он один вопреки рекомендациям, явился в парадном мундире, с орденской колодкой на груди и тростью. Он не любил пропускать похороны сослуживцев, в минуту прощания казалось, что он обманул саму смерть, она приходила за ним, стариком, но по ошибке схватила молодого парня. Генерал проблеял что-то невразумительное, сердито постучал тростью по полу и, вытирая слезы, отошел в сторону.
К микрофону подходили по одному бывшие друзья Ильина и ветераны. Все они трогали руками микрофон и штатив, и тогда из динамиков доносился дикий свист, а затем странные звуки, будто хрипела загнанная лошадь. Друзья покойного говорили, что смерть вырывает из наших рядов самых смелых бойцов, ветераны говорили, что надо теснее сомкнуть ряды и продолжить беспощадную борьбу на невидимом фронте.
Павел Черных, в синем парадном костюме и черном плаще, тоже выступил, хотел сказать от души, о настоящей мужской дружбе, проверенной годами, когда один за другого, товарищ за товарища — в огонь и в воду, и еще о боевом братстве, и о скромности Ильина, его готовности всегда откликнуться на чужую беду, прийти на помощь. Но опять наружу выпер набор казенных штампованных фраз, которые здесь уже не раз повторяли, недовольный собой, он отступил назад, достал платок и высморкался.
В эту скорбную минуту хотелось плакать, но слез не было, только этот чертов насморк. Пришлось долго стоять, ждать, когда кончится затянувшаяся бодяга, никчемная говорильня, но конца не было. За представителем месткома к микрофону вышел некто Зенцов, секретарь первичной партийной организации. Он тоже высморкался, потрогал руками штатив, будто проверял его устойчивость, — оглушительно засвистело, захрипела загнанная лошадь. Мужчина достал из кармана бумажку и стал читать.
Черных стоял, опустив взгляд, думал, как глупо устроена человеческая жизнь. Ильин тоже погиб по-глупому, ни за понюшку табаку, зазря. О чем он думал, истекая кровью на грязном тротуаре? Вокруг было много людей, поддатые мужики толкались, выходя на улицу из питейного заведения, где-то совсем близко орал пьяный. Наверное, Ильин думал, что никто не поможет, не сумеет остановить кровь, «скорая» примчится, когда тело уже остынет, а снежинки перестанут таять на лбу и щеках. О чем же он все-таки думал в свои последние минуты? Голова Ильина оставалась ясной, он почти не чувствовал боли, но хорошо понимал, что все кончено, и в запасе всего несколько минут…
К микрофону вышел товарищ со скорбным лицом, он не представился, видимо, из той породы начальства, которую и так, без слов, все должны узнавать. Погладил выпуклый живот, поправил галстук, потрогал штатив, — на этот раз зазвенели колокола, раздался визг и свист, дыхание агонизирующей лошади. Человек полез за бумажкой и стал читать, кажется, тот же самый текст, слово в слово, что и секретарь партийной организации.
Ильина, конечно, перехвалили. Если простодушный человек услышит всю эту загробную музыку и траурные речи, то решит, — на капитане Ильине, как на гвозде, держалась вся советская Госбезопасность. Но вот гвоздь выдернули, — и завтра все посыплется.
Впрочем, для Черных так оно и было, — погиб близкий друг. А Кольцов, каков малый, каков сукин сын… Не напрягаясь, даже не вспотев, выдоил из опытного чекиста все строго секретные сведения, которые его интересовали, забрал бумаги. Черных десять, двадцать раз прослушал запись того последнего разговора в «Парусе». Ильин был на сто процентов уверен, что Кузнецова с минуты на минуту, как они выйдут из забегаловки, упакуют или пристрелят, и, чтобы поддерживать разговор и расположить к себе противника, вывалил все, что знал, все секреты, государственные тайны… И копии секретных бумаг отдал, а через несколько минут сам погиб, бездарно и нелепо, а враг ушел, как сквозь пальцы вода. Даже спасибо не сказал за шикарный подарок, даже не попрощался. Вот же падла…
