– Вадим, что случилось? – спросила Инга в лоб. Лучше уж прямые ответы, пусть и неприятные, чем долгое хождение вокруг да около.
– Да ничего особого… Ты как? Как тебе отдыхается? – Брат, видимо, придерживался иного мнения: лучше начинать издалека, чем сразу же огорошивать неприятными новостями.
– Вадим, отдыхается мне… неплохо. Говори сразу, что случилось!
– Понимаешь, тут один журнал вышел…
– Видела я его уже, – вздохнула Инга, с облегчением переводя дыхание. Если все неприятности, о которых ей хотел сообщить брат, ограничиваются этой публикацией, то это хорошо. Лишь бы с ним, Лариской и ребенком все было в порядке.
– Видела? – Вадим тоже облегченно вздохнул: отпала необходимость долго, смущаясь и запинаясь, объяснять сестре суть своего беспокойства. – Там о тебе и Лёке написано. Я сегодня купил этот журнал, увидев Лёкин портрет на обложке, думал, будет тебе сюрприз. Но когда прочитал… В общем, первым делом я журнал выбросил. И решил тебе ничего не говорить. Но потом подумал, что вдруг кто-то чужой тебе это покажет… Я хотел, чтобы ты была подготовленная.
– Спасибо, родной. Этот журнал мне уже показали… другие люди.
– Что случилось? – забеспокоился он, уловив в ее тоне грусть.
– Ничего! Ничего! – бодро ответила Инга и неожиданно разревелась. Она долго сдерживала готовые прорваться слезы, бродила по берегу, швыряла в море гальку и чувствовала себя этакой «железной кнопкой», которая не станет плакать из-за каких-то дурацких обид. Но вот сейчас сломалась, услышав родной и заботливый голос брата. Звонок от Вадима одним махом разрушил клетку, в которую она так старательно упрятала свои чувства, и вот сейчас она, сжимая в руке телефон, плакала, как маленькая девочка, и мечтала только об одном: сию же минуту оказаться дома. Она бы уткнулась Вадьке в плечо и от души бы, всласть поревела.
– Инга, тебя так сильно расстроила эта статья?
– Нет. – Она вытерла кулаком слезы и улыбнулась. – Неважно, Вадька. Не бери в голову. Наверное, небольшая ностальгия… Вспомнила, как мы в тот день ходили на концерт Лёки все вместе. Помнишь? Эти фотографии уже потом кто-то сделал… После концерта, тайно. Ладно, не хочу больше об этом. Все в прошлом. Как Лариса?
– Да ничего, – Вадим тоже был рад сменить тему. – Еще пока не выписали, но на днях, возможно… А малыша еще какое-то время подержат в больнице, сама понимаешь… Ты когда приедешь?
– Скоро, Вадька, скоро.
Она и в самом деле решила, что задерживаться в этом городе больше не станет.
В самый разгар романтического ужина раздался звонок мобильного. Тая решила проигнорировать его, но, бросив взгляд на экранчик и увидев высветившуюся фамилию «Чернов», ответила.
– Тайка, какого хрена, какого хрена, спрашивается, ты мне это приволокла?!
Тая, не ожидавшая нападения, побледнела и не сразу нашлась, что ответить. Муж бросил на нее обеспокоенный взгляд и нахмурился. Ему был слышен доносившийся из трубки голос Чернова, и тон, каким тот сейчас разговаривал с его женой, ему не понравился.
– Ну… Мы с тобой об этом разговаривали… Помнишь? – растерянно пробормотала Таисия.
– С водой все понятно. Ну а журнал какого лешего ты мне сунула? Что ты этим хотела сказать?! Мол, Чернов, ты – дурак, смотри, с кем связался? Я не ожидал от тебя подобных сюрпризов! Не понимаю тебя.
– Я тебя тоже, – бледное лицо Таи теперь уже заливала краска.
Сергей, не сводивший с нее обеспокоенного взгляда, сделал предупреждающий жест, желая взять трубку и самому поговорить с Черновым. Но Тая покачала головой.
– О каком журнале, Алексей, ты спрашиваешь? Вместо того чтобы с ходу-разбегу звонить и орать, портя людям настроение, лучше объясни.
– Я говорю о том журнале, который ты подложила мне в пакет вместе с бутылкой и конвертом.
– Я никакого журнала тебе не подкладывала! Я передавала тебе только воду и письмо. Спроси у Пустоваловой, что там за журнал оказался. Она тебе этот пакет относила, – твердо отчеканила Тая, понемногу приходя в себя.
Алексей, стушевавшись, недоверчиво переспросил:
– Так это не ты?
– Не я уж точно. А что тебя в нем так обеспокоило?
– Неважно. Ерунда всякая. Извини. Правда, извини.
– Извиняю, Чернов, – вздохнула Тая и хотела поинтересоваться, все ли Алексей понял в ее письме, но ее опередил муж, выхвативший-таки у нее трубку:
– Здоро?во, Чернов! У нас с супругой тут ужин романтический, а ты своим неромантическим звонком все портишь! – Сергей засмеялся, смехом сглаживая некоторую грубость своей реплики.
– Здоро?во. Извини, я не прав. День, понимаешь, не сложился. Правда, извини, – рассыпался в извинениях не на шутку сконфуженный Алексей. – Прошу прощения и у тебя, и у Таисии, я, не разобравшись, наорал на нее.
– Этике телефонных разговоров тебе надо учиться, Чернов! – Сергей мог позволить себе подобную вольность. С Алексеем у него были хорошие отношения, тем более что тот иногда обращался к нему как к «своему» стоматологу и водил к нему и Лизу.
– Ладно, поищу курсы, – отшутился Алексей и попросил передать Тае благодарность за воду.
XVI
Билетов не оказалось. Инга, расстроившись, отошла от кассы, сжимая в руке непригодившийся паспорт. Вот уже второй день подряд она пытается купить билет до Москвы, и безуспешно. «На завтра или послезавтра – нет», – сказала девушка-кассирша с хмурым недовольным лицом – сказала как отрезала и потеряла к курортнице интерес.
Растерявшись, не зная, как поступить, Инга еще покрутилась в душном зале билетных касс, а затем снова метнулась к окошку:
– Девушка, а на какой ближайший день есть? Мне все равно – плацкарт, купе, верхняя, нижняя полка… Только бы как можно раньше.
Кассирша, поджав полные губы, бросила на Ингу как на нарушительницу спокойствия еще один недовольный взгляд и нехотя, словно делая великое одолжение, уткнулась в видавший виды компьютер. Она мучительно долго искала информацию, неторопливо щелкая по клавиатуре пальцами с облупившимся на коротких ногтях лаком, и Инга, вскипая от раздражения, еле сдерживалась, чтобы не поторопить эту ленивую, как утомленная солнцем Буренка, девицу. Наконец кассирша подняла тяжелые веки, покрытые густым слоем синих теней, и с еще большим недовольством нехотя провозгласила:
– На семнадцатое число.
И выжидающе уставилась на покупательницу.
– Давайте, – Инга протянула паспорт в окошко. Семнадцатое – это еще целых четыре дня. Уехать хотелось прямо сейчас, но что поделать.
Пока кассирша оформляла билет, Инга успела не спеша составить мысленный план развлечений на сегодняшний день. Впрочем, этот план не отличался оригинальностью и полностью копировал план вчерашнего дня: кафе-мороженое, где она без особого аппетита в полном одиночестве поковыряет ложкой ставшим безвкусным без Лизиного общества крем-брюле; потом – пара часов на надоевшем пляже, а перед сном – долгое чтение специально купленных вчера детективов. Город повернулся к ней спиной, отказался от нее, как от чужой. Он тоже, наверное, осудил ее за нелепую статью в журнале и наказал одиночеством, заточив в своем плену еще на четыре дня. Видимо, этот провинциальный город, в котором она родилась, все-таки не простил ей измены с блестящей высокомерной столицей и изощренно отомстил, подарив чувства, а затем с веселой удалью их растоптав.
