Девочки что-то весело обсуждали, впечатлениями обменивались, когда Линтер в гримёрную ворвался и её пересёк, любого, кто на пути попадался, бесцеремонно отталкивая. Бешенства в нём не убавилось, не стало меньше и желания. Но он, как и предрекала Алька, всё же оказался из той породы людей, которые свои планы менять не намерены. Это я поняла слишком поздно. Ровно в тот момент, когда железная хватка сдавила мне горло, когда неимоверной силой он меня на ровный длинный стол завалил и по нему же протащил, пузырьки с кремами и палитры с тенями бесцеремонно сбрасывая.
— Надеюсь, ты собой довольна? — Угрожающе тихо уточнил, сжимая пальцы на моей шее всё сильнее.
Гладкое, без единой морщины, выражающей недовольство, лицо, казалось умиротворённым.
— Если ты ещё раз окажешься в досягаемой близости от меня или Алёны, клянусь, придушу вот этими же руками. — Устрашающе прошептал, окончательно лишая возможности вздохнуть.
Так ещё на несколько секунд застыл, понимания в моих глазах ожидая, что ли… Вот только не было его. Страх был. Паника обязательно. А вот понимания не нашлось. Ни тогда, ни после, когда ушёл, демонстративно обтирая руки о чей-то рабочий передник. Я принялась растирать горло, откашливаясь, слезами заливаясь, а Алька что-то надо мной успокаивающе бормотала. Вот только её я не слышала. Слова Литнера в голове нескончаемым круговоротом вращались, ничего не выражающие глаза помнились, а вот больше никого и ничего.
Утром багровые следы на шее напомнили мне о произошедшем накануне. Я снова беспомощно расплакалась, толком не понимая, о чём сожалела больше: о том, что не добил или о том, что внутри у меня ничего не изменилось, не исправилось, на место не встало. Впереди ожидал дождливый безликий день. Потом ещё и ещё. Учёба. Больше, как можно больше информации, перегружающей мозг и сознание. Беспокойный взгляд отца, не одобряющий Алькин, истощающая меня пустота… Слегла я через неделю. Всё с тем же истощением, но нервным, как его обозвал доктор. Не про пустоту же в моей душе ему говорить, верно?.. Лечить меня в клинике отец отказался наотрез, понадеялся на домашние стены, которые, как известно, действуют куда лучше. Легче действительно стало. От того, что теперь не приходилось изображать мнимое благополучие. Я могла вдоволь наплакаться, в полный голос выть, уже не соображая, по какому именно поводу.
Ускользнуть из дома удалось дней через пять, когда контроль отчего-то ослаб, а уровень заботы перешёл в доверительный. Я час тряслась в рейсовом автобусе, ещё минут сорок добиралась на метро, а, оказавшись перед офисом Литнера, совершенно растерялась, не понимая, зачем сюда пришла. Знала, что его окна выходят на набережную, восемнадцатый этаж отсчитала и безотрывно смотрела, ожидая, когда в них мелькнёт знакомое лицо. О том, что его может не оказаться на месте, не беспокоилась. Я терпеливая. Я обещала себе справиться. Три часа прошло, а никто так и не выглянул. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что уже давно не смотрю на то окно… Я, вообще, никуда не смотрю. В пустоту, в пространство… Дышу и надышаться не могу. А воздух тяжёлый, густой. От реки поднимается туман. Настолько плотный, что и меня саму скоро видно не будет.
— Ты что здесь делаешь? — Прозвучал его голос совсем близко, и от неожиданности я вздрогнула, вскинула на мужчину испуганный взгляд. Через дорогу, напротив офиса, стоял его автомобиль — он только приехал.
Литнер смотрел на меня удивлённо и с явно выраженным неодобрением.
— Тебя отец ищет… — Чуть растерянно пробормотал он и пронзительно посмотрел в моё лицо, понимающе усмехнулся. — Измором взять не получилось, пришла на жалость давить? — Неприятно хмыкнул, а я не стала удерживать слёзы, которые давно лились из глаз без особой на то причины. — Ты чего добиваешься? — Спросил он строго, а я неопределённо пожала плечами, не имея сил что-то ответить. Да и не было слов, мыслей даже не было. Смотрела на него и понимала, как соскучилась. Этого чувства испугалась тоже. Впрочем, всё это казалось совершенно неважным.
Я медленно вдохнула сырой ноябрьский воздух, на Литнера смотреть продолжая. О том, как удивительно идёт ему это серое пальто подумала, о том, что его глаза, которые прежде казались голубыми, вдруг впитали в себя это серое небо, промозглый осенний воздух, возможно, даже тот же туман…
— Чего ты хочешь? — Не выдержал он первым и от меня отвернулся. На парапет опираясь, скользил взглядом по быстрой воде, по тусклым бетонным стенам канала.
— Я люблю тебя. — Проронила я те самые слова, которые давно в голове крутились, но всё никак не поддавались осознанию. Сказала и поняла, что стало легче. Впервые за все эти дни я действительно почувствовала себя легко.
— Любишь? — Усмехнулся он. Обидно и сухо. — И насколько хватит этого твоего «люблю»? Месяц, два, полгода? — Сдавленно смеяться продолжая, Литнер на меня оглянулся.
— Может, и больше. — Будто не замечая иронии в его словах, совершенно искренне отозвалась я, а он согласно кивнул.
— Может. — Какое-то скользко звучащее предположение выдохнул. — А, может, и нет. — Тут же добавил, заставляя меня криво улыбаться. — И Алёна тоже любит.
— Алёна? Кто это?
На этом Литнер не сдержался и рассмеялся в голос. Смех получился вызывающим и злым.
— Невеста моя! — Пояснил несмотря на абсурдность ситуации. — Она тоже любит, Рит! Но тебя это, конечно же, не интересует, так?
— Она не любит. Ей удобно. — Возразила я. Впрочем, без особой уверенности и без желания в этом Литнера убедить. — Общие цели, общие интересы. Знакомые тоже общие. Не брак, а союз. — Её терминологию применила. — Потом будет общий банковский счёт, общая кухня, тапочки, стоящие ровной чередой на обувной полке.
— А ты хотела предложить что-то принципиально иное?
— А я не ношу тапочки! — Вызывающе ответила, не понимая, откуда этот вызов взяла, из каких глубин вытащила. Литнер смотрел на меня особенно долго. В итоге всем корпусом развернулся, напротив меня становясь, голову набок склонил, словно примеряясь.
— Нет здесь никакой любви. — Заключил в итоге и, не чувствуя за собой вины после подобного приговора, равнодушно и будто устало вздохнул. — Каприз есть, прихоть, желание что-то и кому-то доказать. Только вот «что?» и «кому?» разобраться забыла. Думала, что всё в этом мире поддаётся твоим надутым губкам, слезливым глазкам? — Однобокая улыбка заставила зябко поёжиться, но обхватывать себя руками, признавая слабость, я хотела меньше всего на свете. — Что же, очень не хочется быть тем, кто тебя разочарует, но это действительно не так. Я не буду делать то, чего тебе так хочется! Я не буду идти у тебя на поводу только потому, что ты считаешь меня виноватым в собственных бедах! Хочешь ломать свою жизнь — ломай! Меня только в это не впутывай… — Тоном вроде как просил, а на деле давал понять, что приказывает.
— Не буду. — Как и всегда, совершенно честно заверила я.
— Любит она!.. — Брезгливо хмыкнул мужчина, отчего-то уходить не спеша. — Любовь делает людей счастливыми, заставляет глаза светиться. Ты похожа на счастливую? А я, я счастлив? Нет? Что молчишь?! — Обвинительно выкрикивать принялся и, верно, едва себя сдерживал от того, чтобы хорошенечко меня не тряхануть. — Иди домой, Рита. — Неодобрительно головой покачал. — Иди домой и займись чем-нибудь действительно полезным.
