— Мне на самом деле все равно, о чем ты сейчас думаешь, но вот это выражение обреченности на лице — уже слишком.
Он посмеялся, а Марту как током прошибло и сознание вернулось. Рванула тогда обратно к двери, но то, с какой хищной прытью Вадим ее на место вернул, заставило испугаться по-настоящему. А он всем весом навалился, Марту к стене прижимая, и прямо в глаза посмотрел.
— Тише. — Осторожно прошептал, поглаживая по контурам лица, в попытке успокоить. — Уже не нужно никуда бежать. Хватит. Набегалась. — Выдохнул и взгляд ее отпустил. То, что сейчас в руках оказалось, рассматривая.
От кого пошла волна дрожи непонятно стало, но приятное щекочущее чувство будоражило сознание как никогда прежде. Вадим ворот вязаного платья в сторону потянул, плечо обнажая, и тут же губами прикоснулся к мраморно-белой коже. Будто и не было на ней поцелуя солнца. Будто всего этого не было, он все придумал! И женщина перед ним стояла другая. Дикая, необузданная! Желваки на скулах гуляют, кулаки сжимаются, борясь с желанием его оттолкнуть. Сладко, аж язык, зубы сводит.
Еще раз по вороту платья пальцами провел, его оттягивая, а когда тот не поддался, с силой рванул. Марта дрогнула, на мгновение от стены отлепившись, а потом едва по ней на пол не съехала, так повело. Бледная как полотно стала, а румянец во всю щеку едва не пульсирует под кожей. Почувствовав, как Вадим ладонью грудь сжимает, крепко зажмурилась. А он неконтролируемо сильно зубы сжал, от одной только мысли, что забыться пытается. Прихватив за плечи, тогда Марту тряханул, взглядом в ее растерянный взгляд впился.
— А глазки-то открой. — Прошептал, чувствуя, что голос от напряжения вибрирует. — Красивые глазки, колдовские. Что наворожила, на то и смотри. — Голову склонил, распознать пытаясь, поняла ли смысл сказанного, а потом плюнул на все и в губы грубым поцелуем впился.
От удовольствия застонал, отпор получив, и то, как его язык изо рта вытолкнуть попыталась, оценил по достоинству. Тут же и наказал, больно ее пухлые губы прикусывая, а как только Марта рот открыла, болевой стон из себя выпуская, языком до самой глотки дотянуться готов был, только бы единолично владеть. От удовольствия зажмурился, когда волна протеста ее тело выгнула. Красивое тело. И изгибы в нем правильные, под его руки заточенные.
Марта по плечам Вадима бить принялась, когда за подол платья потянул, желая его снять, только сколько ее силы?.. Потянул через голову — и нет платья. И снова — будто впервые видит, так возбуждение по телу бродит. Подошел и бесцеремонно руками все тело обвел. Торчащую грудь сжал, горошинки сосков через французское кружево поглаживая, талию, по мягкому животу с давлением проводя большими пальцами, округлые бедра погладил. Понял, что даже от этой прелюдии удовольствие получает. От того, как Марту ломает в нешуточной битве возбуждения, желания познать новое и остаться при этом хорошей девочкой. Одного не учла: от него хорошими не уходят. Грязными, похотливыми сучками все, как одна, стали. И эта, себя перебороть не в силах, нет-нет, а за умелой ладонью тянется. У самого температура зашкаливала от пробной ласки. На секунду от Марты оторвавшись, пиджак стянул, сорочку через голову, не желая возиться с мелкими пуговицами. Одной рукой ремень брюк ослабил, второй — плотные колготки с Марты стягивал. Зубы сцепил, ожидая, пока она примет решение и ему все же поможет — ноги от пола оторвет. Стоя на коленях, снизу вверх посмотрел и едва не взвыл, понимая, что в ее взгляде не подчинение — превосходство. Она не знает, не чувствует, она так живет! Она такая есть! Чертова королева! Не поддалась ему — приняла! Не покорилась — милостиво позволила прикасаться!
Тогда-то голову и потерял. И медлить перехотелось. Стянул с себя брюки вместе с бельем, телу свободу давая. Поймав испуганный взгляд, рассмеялся в голос, а после приблизился, ладошку Марты на себя потянул и заставил пальчиками член обхватить.
— Этой ночью ты разучишься краснеть. — Пообещал и в ее руку толкнулся.
В голос простонал, не желая реакций тела на нежные прикосновения скрывать. И каплю смазки, что на головке выступила, стянул, а после по ее ручке и размазал, внимательно следя за тем, как зрачки расширяются, как пальцы на члене в напряжении сжимаются, придавая такое желанное давление.
Как она бедра поджимает, заметил, и на этом ознакомительный урок посчитал законченным. Ловко с застежкой бюстгальтера справился и не позволил руками голую грудь прикрыть. Схватив за запястья, развел их в стороны, как Марта шокировано охнула, его взгляду подставляясь, расценил правильно. Понял, что никому подобное позволено не было, оттого и не стал скрывать триумфа от очередной победы. Все так же руки удерживая, губами к груди припал. Ареолу соска языком пощекотал, а потом с силой выступающую горошину сжал, едва не урча от раздавшегося на всю комнату сдавленного шипения. Только руки разжал, как ее пальцы в своих волосах почувствовал. Не ласка — сопротивление. Неумелое, такое наивно-детское, что насильником себя почувствовал. Тогда зубы расцепил, и укус зализывать принялся. На периферии сознания отмечая, что ее хватка ослабевает, что теперь Марта в спине прогнулась, максимально грудь выпячивая. А вскоре ее пальцы в поиске опоры, на его спину перебрались, то поглаживая, то царапая. Она и сама в ощущениях путалась, и Вадима блуждать заставляла.
Так и стояли, стену подпирая. Полностью обнаженные, разгоряченные, от перевозбуждения мокрые. Не хотел Вадим Марту в кровать укладывать. Знал, что только лишь тело в горизонтальной поверхности окажется — все изменится, но член пульсировал болью, и пора было что-то решать. Потому и повел в комнату, спиной вперед ее подталкивая. Целовал беспрерывно, не позволяя опомниться, тело гладил, все потайные местечки балуя. Как на кровать упали — членом о внутреннюю поверхность ее бедра потерся. Кожа нежная заставляла зубы сжать, пережидая опасный момент. Толкнуться в нее хотелось тут же, только вот Марта, как и ожидал, испуганно замерла. А, может, не испуганно, а, наоборот, на любой поворот соглашаясь, и это не нравилось. В глаза ее пьяные посмотрел и скривился, пережидая, пока гнев уляжется — принимала. Любого принимала! А если принимает, значит, не осознает, что происходит. Знал уже, что не так она смотрит, когда хочет. Ни с чем этот взгляд не перепутает. Тогда-то и заставил себя от ее груди, от живота оторваться, от шеи нежной. Заставил от поцелуев отказаться, только бы в чувства Марту привести. Вспыхнул яростью, лодыжки сжал и с силой на себя дернул, широко разводя ее гони в стороны. Тут же на живот перевернул и в коленно-локтевую выставил. И такой вид возбуждал больше. Фантазию будил, которую пальцы тут же и обрисовали, поглаживая пышные ягодицы.
Твердым пальцем по позвоночнику проведя, силой давления понять дал, как, в каких местах нужно прогнуться. Сквозь сжатые зубы выпустил из себя воздух, пережидая, чтобы в секс-марафон не пуститься, наплевав на все предрассудки. Еще раз ягодицы обвел, слегка сжал ладонью одну из них, а потом горячая кровь взыграла, перед глазами потемнело от желания в мягкое тело впиться. «Ни в чем себе не отказывай» — волной прокатилось по телу возбуждение, и он зубами в кожу впился, больно прикусывая. Так, что вскрикнула, что дернулась в его руках, но не вышло ничего — надежно держал. Чтобы волну возмущения погасить, по второй ягодице ударил. Звонко шлепнул, с оттяжкой, и, не позволяя жгучему теплу по коже разлиться, тут же место удара в кулак смял, подавляя сопротивление. То, каким взглядом Марта его наградила, оглядываясь, казалось, на всю жизнь запомнит. Горючая смесь ненависти, возбуждения и мнимого превосходства, ведь знала… знала, что с ума его сводит, оттого он и бесится, не зная, чем зацепить, из себя вывести.
