– Допустим, но есть ещё кое-что, что я не могу исправить, – врач посмотрел прямо в глаза, – ваши отношения. Я давно практикую и кое-что в этом понимаю. Особенно меня беспокоят причины отслойки. Гормональный фон в норме, а вот синяки на её запястьях, на бёдрах, сомнительного происхождения ссадина на груди, да и сам факт того, как пациентка настроена бороться за беременность. Бороться с вами, уважаемый... Всё это кое о чём говорит.
– Это была случайность. – Невозмутимо заметил Марат, однако уголки губ угрожающе поползли вниз. – Мы просто не поняли друг друга.
– Вполне это допускаю. Только ещё одна такая случайность и сохранять там будет нечего. Это вы хорошо понимаете?
– Более чем.
– Вот и замечательно. Ко мне ещё какие-нибудь вопросы имеются?
– Чем я могу помочь?
– Если вы намекаете на спонсорскую помощь, то состояние отделения вы видели сами, а если на помощь в вашем конкретном случае, то... Хорошо подумайте, прежде чем снова ворвётесь в палату. Стрессы сейчас Соловьёвой на пользу не пойдут. Объясните ей, что беременности, как и ей самой, ничего не угрожает, только не ставьте перед фактом, как меня сейчас, что ребёнок должен родиться. Эмоциональное спокойствие беременной женщины, это добрая половина дела. Так что всё в ваших руках, а что зависит от нас, мы выполним.
– Спасибо.
– Идите, Марат Игнатьевич, только обдумайте, что вы скажете, прежде чем...
– Я понял, спасибо. Сегодня вечером от меня придёт человек, вы сможете обсудить с ним необходимую помощь. И ещё. Я бы хотел отдельную палату.
– Двухместная. Больше ничего предложить не могу.
– До свидания.
– Удачи вам.
С тех пор, как ушёл Марат, я даже пошевелиться боялась. Сердце бешено стучит, как у кролика, и глаза открывать боюсь, вдруг он сейчас стоит напротив с таким же выражением лица. С обвинением в глазах, с угрозой. Каждый раз вздрагиваю, когда дверь скрипнет.
– Марина, это твой приходил, что ли?
Я обернулась на голос, женщина напротив грызла зелёное яблоко и с азартом смотрела на меня.
– Да.
– Представительный такой. Я сначала испугалась, когда он ворвался, а потом рассмотрела, ничего такой, бизнесом наверно занимается. Где подцепила?
– В банке.
– Везёт. А мой, автомеханик. Если что и приносит домой, так это мазуту. Зарплаты как не было так и нет, только ему на водку и хватает.
– Чего тогда рожать решила, если всё так плохо? – Вмешалась ещё одна за моей спиной.
– А, дура наверно. Верю в то, что он поумнеет, ответственность почувствует, а если и нет, то хоть бы и для себя.
– А у тебя дети есть?
Воцарилось молчание. Я обернулась, женщина смотрела на меня.
– Вы это мне?
– Тебе, а кому ж ещё. Мы здесь уже недели по две, между собой наговорились. Так что?
– Есть.
– Мальчик, девочка?
– Сын.
– Не от этого хахаля, да?
Несмотря на внутреннее раздражение, которое назревало, я себя сдерживала.
– Не от Марата. – Ответила, скрипя зубами, соседки по палате это почувствовали, но не угомонились.
– А мне показалось, что он порвать тебя готов, вот, прям, на клочки порвать! – Давилась слюной та, первая, которая со мной заговорила, даже голову в плечи втянула, так ей нравилось наблюдать за чужой жизнью.
– Так, может. детей не хочет.
– А зачем таким дети? Им главное, чтобы ноги вовремя раздвигала, для того и выбирают. Помоложе и покрасивше. На сколько, лет на десять, наверно, старше тебя будет? Выглядит ничего, не «Ах!», но такой, мужественный. А дети... пусть ещё благодарна будет, что с чужим отпрыском взял. Ты смотри, как скажет, так и делай. А-то красоты твоей на всех не хватит, а кому ты нужна будешь с двумя спиногрызами? Как решит, так и соглашайся.
– Я буду нужна своим детям. – Гордо и, отчасти, упрямо, ответила я.
В палате снова замолчали, я уже думала, что кривляются между собой, жестами меня обсуждая, но было всё равно. Только одеяло повыше натянула, так, чтобы даже не слышать ничего.
– Марин, к тебе.
Я не обернулась, я дышать перестала. Знала, что никто кроме Марата не мог прийти. Глаза закрыла, ведь могу притвориться спящей. Просто сделаю вид, что сплю и он уйдёт! Слышала, как медленно переступает по полу, как склоняется и что-то кладёт мне на тумбочку, присаживается на корточки у больничной койки и против своей воли, сильнее веки сжимала, выдавая себя с головой. Вздрогнула всем телом, когда тёплые пальцы коснулись щеки. Слёзы прорвались сквозь ресницы.
– Мариш, – позвал он меня тихо и тут же губами ко лбу прижался, по волосам гладил, успокаивающе, – пожалуйста, успокойся, всё хорошо. – Убеждал меня, а от страха уже всё тело колотилось, я боялась подать голос.
– Открой глазки, ну... хорошая моя...
Аккуратными движениями, Марат сам стирал мои слёзы, а их всё больше.
– Детка, я, конечно, слышал, что беременные женщины эмоциональны, но не настолько же.
Он мягко улыбнулся и этот голос, эта улыбка, которую я не видела, а только чувствовала... они как бальзам на душу и я пересилила свой страх, открыла глаза. Первое, что увидела перед собой – это букет цветов. Разных, красочных, похожих на полевые. Судорожно вздохнула, пытаясь сообразить, что к чему, но ничего не выходило.
– Я подумал, вдруг тебя тошнит. Продавец сказала, что они практически не пахнут, но очень красивые, правда?
Я перевела взгляд на Марата, сквозь пелену ещё не успевших высохнуть слёз, разглядела улыбку. Смотрела на него, пытаясь дыхание выровнять, сглатывала ком, который, то и дело, возвращался на место.
– Ты красавица... – Шире улыбнулся и заложил мне волосы за ухо. – Тебе можно вставать?
– Зачем?
– Я хочу с тобой поговорить. – Прошептал мне в губы, так, чтобы больше никто не услышал.
– Вставать можно. Только голова болит, я...
– Тише, тише, только не нервничай. Скоро тебя переведут в другую палату, там будет спокойнее.
Я всхлипнула, а он снова мою голову к своему плечу прижал, лёгкими касаниями губ к виску прижимался, продолжал гладить волосы.
– Так, кто тут переводится? – Грозным басом проговорила санитарка, Марат поверх меня посмотрел.
– Мы переводимся. – Махнул он ей рукой и кивнул. – Надо встать, сама сможешь?
– Смогу. – Отозвалась я неуверенно, перед глазами всё плыло, но Марат не стал дожидаться разрешения. Ловким движениями поднял меня, помог обуться, за ладони немного потянул на себя и за талию обнял, прижимая кончики пальцев к моему животу. Так бережно, как никогда прежде.
