– Помню. Ты говорила об этом. Сказала, что заговорены они не каждое по отдельности, а вместе.
– Да, это сильная защита, но работает она на полную мощь лишь в том случае, если вы будете постоянно носить кольца. Не снимать их… – пояснила Инга и осеклась. Уставившись на правую руку брата, все еще забинтованную, она быстро спросила: – Вадим, когда ты поранился? В пятницу?
– Ну да, я же…
– А обручальное кольцо где? – перебила она его.
– Дома. Извини, выполнить твою просьбу не расставаться с ним я не сумел из-за форс-мажорных обстоятельств, – с легкой усмешкой ответил Вадим и присел с сестрой рядом на ковер. – Врач попросил меня снять кольцо с порезанного пальца, потому что оно мешало накладывать швы.
– Значит, кольцо ты снял и оставил дома, – пробормотала вслух, но так тихо, будто лишь себе, Инга. – И, соответственно, защита тоже нарушилась. Пусть она и не исчезла окончательно, но временно образовалась прореха. И удар был нанесен по слабому звену – по тебе. Это может быть и просто случайностью: ты снимаешь кольцо по веской причине, а некто, нащупав образовавшуюся лазейку, пользуется моментом и вмешивается. В этом случае на твоем месте могла бы оказаться и Лара. Тот, кто нанес удар, не ставил определенной цели ударить конкретно по кому-то из вас. Или, второй вариант, ситуацию, чтобы ты снял кольцо, спровоцировали. И целью являлся именно ты. Это позволяет мне думать, что тут, возможно, замешана женщина со своими планами на тебя…
– Инга, я всегда знал, что ты отличаешься бурной фантазией, но чтобы придумать такое… Порезался я совершенно случайно. А не по чьей-то прихоти. С каждым может случиться! Кольцо я вновь надену, как только заживет палец. Так что, Инга, не накручивай!
– Помолчи! Помолчи, брат! Так-так-так… Лара сказала мне, что у вас все последние два дня идет как-то вразлад: вы спорите, ссоритесь, сегодня ты вообще почему-то хлопнул дверью и ушел. И началось все это после того, как ты поранил руку. То есть снял обручальное кольцо.
Она поставила на пол бокал и потерла указательными пальцами виски.
– Вадим, мне нужно кое-что проверить, чтобы убедиться в том, что я думаю правильно. Извини, братец, посвящать в подробности я тебя не буду из боязни вновь быть осмеянной.
– Ну хорошо, хорошо, верю, – поспешно проговорил он, но, однако, без раскаяния в голосе. Будто делая одолжение.
– Вадим, мне нужно домой! – встала она.
– Я тебя отвезу.
– Ты же выпил!
– Совсем немного, граммов пятьдесят. Мне страшно отпускать тебя одну в ночь даже на такси. Отвезу, и всех делов-то.
– А сам потом куда? Сюда или домой, к Ларе?
Вадим помрачнел.
– Не знаю, – честно ответил он. – Сейчас мне бы хотелось поехать домой, к Ларе и сыну. Но боюсь того, что приеду и опять что-нибудь не то сделаю. Пожалуй, переночую здесь, в дядиной квартире.
– Ладно. Только я, с твоего позволения, позвоню Ларе. Хоть ты ей уже и звонил сам, она ждет моего звонка. Пожалуй, лучше тебе сегодня переночевать здесь, не ехать домой. Не нравится мне твоя ситуация, Вадим! Хоть верь, хоть не верь, но что-то тут не так! Дома я посмотрю, что происходит с тобой… Я лишь хочу убедиться в своих догадках о постороннем вмешательстве в вашу жизнь либо, наоборот, опровергнуть их. Тогда – в последнем случае – сегодняшние события останется списать на магнитные бури, природные катаклизмы и твой хронический недосып.
– Я бы так списал изначально, – улыбнулся Вадим и сунул в карман куртки ключи от машины.
* * *
Из подъезда девушка вышла не одна, а в сопровождении высокого молодого человека. Из укрытия – от лавочки на неосвещенной детской площадке – было удобно обозревать подъезд сталинского дома. Пара подошла к машине – «Ауди А6», освещенной, будто софитами, желтым светом дворового фонаря, и остановилась. Прежде чем сесть в машину, девушка с парнем перебросились парой фраз. При этом она, похоже, на чем-то настаивала, но он не соглашался с ней. В конце концов девушка досадливо махнула рукой, откинула резким движением головы намокшие под дождем волосы и, решительно открыв переднюю дверь со стороны пассажирского места, села. Парень обогнул машину и занял водительское сиденье.
«Ауди», в дневном свете светло-синяя, а ночью казавшаяся темно-серой, плавно тронулась с места. И тогда следивший за машиной мужчина поднялся со своего места и неторопливо пошел с площадки. Машину свою он оставил далеко отсюда, так что проследить за «Ауди» не мог. Но предположил, что девушка отправилась домой. А куда ей еще ехать ночью? Если бы она была одета не в простые джинсы, спортивную куртку и джемпер с воротником под горло, то он бы мог предположить, что отправилась она в компании спутника развлекаться в клуб или на поздний ужин в ресторан. Но в таком виде по клубам не ходят, в таком виде выскакивают торопливо из дома по чьему-то срочному звонку.
Да и спутник ее был вовсе не ухажером. Он узнал его, что не составило особого труда, ведь он хорошо помнил это лицо. И еще бы было не запомнить, когда этот молодой человек пять лет назад так отметелил его за поруганную честь своей сестры, что ему пришлось отлеживаться несколько дней дома. Хотя, будь он тогда помудрее и не так напуган светящим ему наказанием, мог бы обернуть ситуацию с избиением в свою пользу: подал бы встречное заявление. Глядишь, привлекли бы брата девушки тоже на скамью подсудимых. Впрочем, даже если бы он подал в суд за избиение, парня могли бы как-то отмазать – с его-то денежным дядей.
За ней он в последнее время следил по возможности часто. Парковал свою неприметную машину возле соседнего с домом девушки здания и за затемненными стеклами проводил несколько часов. Играть в «шпиона» ему очень нравилось. Он следил за ней и раньше, а сейчас, когда был почетным зрителем специально для него разыгрываемого спектакля, не мог пропустить даже части представления.
Он уже знал о потопе, случившемся в ее квартире. И эта маленькая ее неприятность повеселила его как милая, но несерьезная шутка. Хорошо придумано – начать с малого! Жаль только, что не мог он присутствовать в тот момент, когда это все случилось, – рискованно. Ведь она знала его в лицо. Хорошо знала. Ему оставалось лишь представлять растерянное выражение и испуг в глазах, когда на нее обрушилась эта неприятность. В ту ночь ему вновь снился его сон-желание. И в этом сне ее глаза уже не были такими пустыми, они наполнялись тревогой. Весь последующий день он был счастлив, как никогда. Позвонил в магазин, где он работал грузчиком, сказался больным и весь день провел в своей «копейке», наблюдая за домом его богини.
На кладбище, когда хоронили певичку, он тоже побывал, но стоял очень далеко, среди других могил, наблюдая за процессом погребения издалека. Похороны были очень напыщенными – у певички оказалось много почитателей. Ему было плевать на всех ее поклонников. Но две мысли согревали его так жарко и уютно, словно огонь от растопленного камина. Ему приятно было представлять, что там, в непосредственной близости от гроба, стоит она и, не стесняясь, плачет. Но еще радостней оказалось сознавать, что это именно он стал режиссером-постановщиком такой пронзительной сцены. Конечно, его направили, дали подсказку, что делать, но все же основная заслуга принадлежала ему.
