«Рууг! Рууг!» – кричал Борис, съежившись под ступеньками крыльца. Его тело тряслось от ужаса. Рууги поднимали большой металлический бак, переворачивая его. Содержимое вывалилось на землю. […]
Затем Рууги медленно, безмолвно посмотрели вверх в сторону дома; взгляд пробежал по штукатурке и уперся в окно, отбрасывавшее их четко очерченную коричневую тень.
Рассказ «Рууг» был навеян австралийской овчаркой по кличке Снупер, которая жила по соседству и лаяла всякий раз, когда утром по пятницам убирали мусор. Фила давно перестало это беспокоить, но данный рассказ остался для него любимым:
Здесь в довольно примитивной форме заложена основа всего моего двадцатисемилетнего писательского опыта: попытка проникнуть в голову другого человека или в голову иного создания и посмотреть на мир его глазами или глазами этого создания, и чем больше отличается этот персонаж от нас, тем лучше. […] Я стал развивать мысль, что каждое существующее в мире создание отличается от всех прочих созданий, живущих на свете, и от всех их миров.
Фил всегда с удовольствием вспоминал тот день, когда «в почтовом ящике появилось письмо, в котором не было возвращенной рукописи с отказом в публикации». Бучер заплатил ему деньги (семьдесят пять долларов) за рассказ, который он сможет написать (или напечатать на машинке с головокружительной скоростью при помощи Клео) в волшебном уюте их собственного дома!
Я снова и снова стал посылать свои рассказы в другие журналы фантастики, и журнал Planet Stories купил один из моих маленьких рассказов. Как Фауст, я молниеносно уволился с работы из магазина грампластинок, выкинул из головы карьеру продавца грамзаписей и начал писать – все время писать (как у меня это получалось, я сам не знаю – я работал постоянно до четырех часов утра). Через месяц после того, как я ушел с работы, я продал рассказы в журналы Astounding (ныне Analog) и в Galaxy. За них заплатили очень неплохо, и я понял, что могу построить свою жизнь вокруг карьеры в научной фантастике.
Правда ли, что Фил оставил свою работу после этой первой продажи его рассказа? Нет сомнений, что сам он считал именно так, но Клео вспоминает, что его уволили после его нарушения жесткого кода верности, установленного Холлисом.
Оглядываясь назад, можно сказать, что его проступок был смехотворно мелким. Холлис нанял Нормана Мини в качестве продавца в University Radio. Мини (который женится на Клео десятилетием позже ее развода с Филом) был колоритной фигурой в Беркли: он был на двадцать лет старше, чем Фил, и даже когда-то состоял в коммунистической партии. К началу пятидесятых Мини отказался от всех своих партийных связей, что и подтвердил перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности в штате Калифорния.
В начале шестидесятых годов Фил весьма печально говорил о никем не доказанной «коммунистической» деятельности Мини, которая привела к тому, что Фила поставили под надзор. В то время, однако, Фил восхищался Мини, который был одним из немногих людей в Беркли, носивших костюм-«тройку» и, как все считали, вскоре мог стать владельцем магазина. Каким бы высокомерным ни был Холлис, он не мог терпеть неуважительного отношения к покупателям женского пола. Топор, как говорится, упал, когда однажды Мини весело ответил на вопрос женщины, спросившей об альбоме «Кунстхалле Оркестра»: «О, вы имеете в виду этот девичий оркестр из Германии?»
Несмотря на свои страхи, связанные с агорафобией, Фил (который в прошлом выступал с яростными протестами против автократического поведения Холлиса) выступал со свидетельскими показаниями от лица Мини на слушаниях по безработице. Несколькими месяцами позже, когда Мини заглянул в Art Music, Фил поговорил с ним, что было замечено Элдоном Николлсом, заместителем Холлиса. Николлс и Фил нравились друг другу, но Николлс был, в первую очередь, предан Холлису, и он считал своей обязанностью доложить об этих неуместных дружеских отношениях. Боль была весьма существенной. Позднее Фил извлек образ Николлса из своей памяти, создавая Хоппи Харрингтона, генетического мутанта, которому сопутствовала удача после ядерной катастрофы, в романе «Доктор Бладмани».
Продажа НФ-рассказов сделала увольнение, по мнению Фила, судьбоносным. Правда, он еще дважды пытался заняться торговлей пластинками. Вскоре после увольнения Фил связался с главными конкурентами Art Music – фирмой Tupper & Reed. Но он уволился почти сразу же. Позднее Фил опишет это время как свой второй «нервный срыв» (первым было его отчисление из Калифорнийского университета):
Я купил дом, я женился и чувствовал, что должен каждое утро уходить, идти работать, как любой другой человек. Мое подсознание наполнило меня тревогой, когда я зашел туда, в магазин грампластинок, и я не мог понять – почему. И я начал терять сознание.
Это очевидные […] симптомы истерической конверсии, выводящие тебя из ситуации, в которой ты не хочешь находиться. Позднее я понял, боже мой, что мне придется снова вернуться к розничной продаже пластинок. […] Но меня всеми силами тянуло к писательству.
Клео замечает, что формальные отношения в Tupper & Reed после долгих лет приятельских отношений с Холлисом сыграли здесь решающую роль:
Чувство удушливости было одним из главных его ощущений во время страхов, вызываемых агорафобией. Проблемы с дыханием и глотанием – Фил смешивал физические и социальные сферы, или, скорее, социальная сфера была подоплекой физических симптомов. Во время семейных обедов со своей матерью у него бывали такие физические проявления, которые вынуждали его уходить рано. Иногда он обедал с тремя или четырьмя людьми, с которыми чувствовал себя комфортно. И выездные фуршеты были вполне приемлемы, когда ты был волен приходить и уходить. Но магазин Tupper & Reed был слишком тесным – он находился на третьем этаже, устланный коврами и предназначенный для клиентуры побогаче. Фил не мог ужиться с этим, ему хотелось сидеть дома и писать, вот он и уволился.
У него была еще одна попытка. В конце 1953 года Херб Холлис умер, и его жена Пат попросила Фила помочь в бизнесе. Фил поработал несколько дней, но он уже почувствовал вкус свободы. Он снова уволился. Позднее Фил упомянет работу менеджера по репертуару, которую ему предложат на Capitol Records. Возможно, так и было; Клео об этом не вспоминает, да и в любом случае он отказался.
Фил мог фантазировать по поводу того, чтобы наделать шуму в большом, обширном мире. В душе, однако, он был счастлив от того, что этот мир его не касается. Или даже он воображал, что сможет мирно писать, и ждал этого умиротворения. В конце концов, он уже мог продавать свои НФ-рассказы.
И это позволяло ему, с помощью Клео, кое-как сводить концы с концами.
* * *
В 1946 году из-за нехватки бумаги в военное время было всего восемь журналов научной фантастики, выходящих регулярно. К 1950 году их было около двадцати; к 1953 году их количество возросло до двадцати семи. Они бросались в глаза благодаря обложкам, изображавшим жукоглазых монстров, и сочным названиям вроде Thrilling Wonder Stories и Fantastic Story Magazine, в отличие от респектабельных «прилизанных» Collier's и Saturday Evening Post.
