Основанием для судебного разбирательства послужило то, что к одному из писем от Воронцова-старшего была приложена записка с предложением заплатить 50 000 рублей за внесение необходимых изменений в родословную книгу. Поскольку денег фельдмаршал не заплатил, то и «желаемых изменений» не последовало. Теперь Воронцов-младший счел, что анонимную записку написал сам Долгоруков, то есть он занимался вымогательством. Суд направил записку на графологическую экспертизу. Эксперты нашли, что почерк на записке похож на почерк князя Долгорукова, но отдельные буквы слегка изменены.
15 ноября 1861 г. в Париже начался судебный процесс. Ответчик, князь Долгоруков, указал суду, что на бумаге (на которой была выполнена записки) стояли водяные знаки, поставленные в Одессе в то время, когда там правил М. С. Воронцов. На что истец, князь Воронцов, ответил, что письмо со злосчастной запиской шло из Москвы в Висбаден не обычные 8–9 дней, а целых 22 дня, значит в дело мог вмешаться кто-то посторонний.
Второе заседание суда проходило 20 декабря, на нем защита истца начала разбирать недобросовестность составителя родословной книги, приводя примеры сомнительных источников.
На третьем заседании суда, 27 декабря, истец указал, что однажды ответчик отправил графу П. Г. Шувалову письмо, предназначенное другому лицу. Вывод: ошибся тогда, ошибся и теперь.
3 января 1862 г. суд вынес приговор, признав Долгорукова автором анонимной записки и приговорив его к опубликованию за свой счет текста приговора в трех газетах — в Лондоне, Париже и Петербурге.
6 января, через три дня после вынесения приговора, в одной из парижских газет появилась статья некоего Мишенского. Публикация в газете летом предыдущего года статьи именно этого человека дала основание для судебного иска, ибо Мишенский тогда публично указал на причастность Долгорукова к написанию анонимной записки. Теперь «Мишенский» сознался, что на самом деле он Сомов, русский эмигрант, получивший деньги за написание той статьи от секретаря русского посольства графа А. Толстого. Получилось, что закончившийся судебный процесс носил не частный характер тяжбы двух русских князей, а политический характер преследования русским правительством русского эмигранта. Князь Долгоруков подал апелляцию.
Дело дошло до дуэли между Воронцовым и Долгоруковым. Но благоразумные секунданты убедили князей отложить дуэль до окончания судебного процесса в новой инстанции.
Между тем некто Соболевский сообщил Воронцову, что сам Ж. Дантес готов доказать, что именно Долгоруков составил подлые анонимные письма, которые в свое время привели к роковой дуэли с А. С. Пушкиным. Соболевский предложил Воронцову раздобыть в III Отделении экземпляр того анонимного письма, чтобы сличить с почерком Долгорукова. Воронцов написал в Петербург, в III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Но там в выдаче бумаг Пушкина отказали (в те годы начальником III Отделения был кузен ответчика, князь В. А. Долгоруков).
Потом в Берлине был опубликован очередной компромат на Долгорукова. Э. Бок написал брошюру, где описывал, как в Вятке тамошние ссыльные А. И. Герцен и П. В. Долгоруков пригласили на обед местных чиновников и из чувства злорадства накормили их паштетом из собак. И такой гнусный человек, пишет Бок, смеет вести процесс с достойным князем Воронцовым! Однако, адвокаты ответчика распознали, что собачьим паштетом прославился другой Долгоруков, однофамилец. Вдобавок Бок перепутал сроки ссылок: Герцен уехал из Вятки за 6 лет до того, как туда сослали Долгорукова. 12 мая 1862 г. все эти инсинуации распутывал парижский суд.
На следующем заседании, 17 мая, возник еще один «уличающий» ответчика факт. Будто бы во время пребывания князя Долгорукова в Одессе один местный врач, Абрамсон, был не слишком любезен с князем, тот его вызвал на дуэль. Абрамсон отказался драться. Тогда князь Петр, чтобы унизить доктора, послал ему пару свинячьих ушей. Поскольку свинина запрещена к употреблению у евреев, то тем самым Долгоруков проявил свой антисемитизм. В действительности русский князь в России никогда не унизился бы до того, чтобы вызвать еврея на дуэль, признав тем самым свое с ним равенство. Но те, кто придумали эту басню, жили во Франции, и там Долгорукову пришлось долго доказывать, что у него в Париже есть много друзей-евреев. Конечно, эта история не имела никакого отношения к сути судебного разбирательства, но она попортила нервы ответчику и вызвала негативное отношение к нему со стороны судей.
Апелляционный суд подтвердил прежний приговор. Долгоруков уехал из Франции в Бельгию. Но и там его попытались преследовать. Местный суд приговорил князя к шести дням тюремного заключения. Но еще до начала этого суда Долгоруков отбыл в Лондон. По английским законам его уже нельзя было снова привлечь к ответственности за уклонение от решения Парижского апелляционного суда. Но никто не мог запретить печатать в местных изданиях всякого рода пасквили на его счет. Еще несколько лет имя князя Долгорукова (вместе с именем князя И. С. Гагарина) пытались увязать с делом о дуэли Пушкина. И лишь спустя годы пушкинистам удалось доказать, что оба князя не имеют никакого отношения к последней дуэли Пушкина.
В Лондоне П. В. Долгоруков встретился с А. И. Герценом, оба они посмеялись над брошюрой Бока. И оба пришли к заключению: начиная судебный процесс, надо иметь стальные нервы и быть готовым к любым, самым неожиданным поворотам дела, не имеющим ничего общего с первоначальной интригой.
Чудеса химии
В следующем сюжете использован эпизод из очерка М. Е. Кольцова, журналиста, незаконно репрессированного в 1930-е гг.
В начале XX века автомобили и самолеты считались редкостью. Отношение широкой публики к шоферам и пилотам было подобно отношению к первым космонавтам в 1960-е гг. Их знали в лицо, считали за особую удачу повстречать их на улице или где-либо еще в общественном месте. Шоферы и пилоты ходили обязательно во всем кожаном, а на руках были неизменно лайковые перчатки.
Лайка и замша — по особенному обработанная кожа. Для производства этих сортов кожи применяют специальные мягчители. Мягчители содержат органические кислоты, растворяющие твердые компоненты кожи и придающие оставшейся части гибкость, легкость и мягкость. Тогда, в начале XX века, химических производств было мало, повсюду старались использовать природные продукты. Оказалось, что лучшим мягчителем для лайки и замши является собачье дерьмо.
Предприимчивые коммерсанты в Германии организовали в крупных масштабах сбор собачьего дерьма, его хранение, упаковку и транспортировку. Мелкий немецкий обыватель, прогуливая свою собачку, тщательно собирал продукцию и сохранял ее в закрытых цинковых ящичках. Потом эту продукцию сдавал на склад фирмы, получая оговоренные марки и пфенниги. Кроме того, фирмы имели питомники для собак определенной породы, чье дерьмо по своему химическому составу лучше всего подходило в качестве мягчителя при производстве замши и лайки.
Товар на экспорт отправляли в небольших, красивых и герметически закупоренных банках (наподобие консервных). Германия до Первой мировой войны поставляла большие партии собачьего дерьма во Францию и в Россию. Во время войны страны Антанты покупали собачье дерьмо из Германии через посредников — нейтральные страны (Голландию, Швецию). Конечно, товар становился дороже, но приходилось платить, ибо этот продукт был очень нужен в связи с развитием авиации и военного автотранспорта. Высокомерные шоферы и пилоты требовали обязательно лайковые перчатки.
