Уже на борту корабля Миклухо-Маклай принялся писать отчет, систематизировать свои первоначальные наброски. Вот тут у него и зародилась мысль о необходимости посетить другие острова региона, чтобы сравнить папуасов Новой Гвинеи с другим населением Океании. Поэтому он высадился в Батавии (ныне Джакарта), где и завершил составление отчета, который затем выслал в Петербург, в Географическое общество. Он обосновал необходимость продолжения исследований и просил денег для их осуществления. Географическое общество пошло ему навстречу.
После этого в течение девяти лет Миклухо-Маклай почти непрерывно выезжал в научные экспедиции на различные острова Индонезии, Филиппин, Микронезии; путешествовал он и по полуострову Малакка, и по материку Австралия. Своей базой он сделал Сидней (в Австралии), где создал биологическую станцию (там собирались экспонаты, добытые во время экспедиций). В перерывах между путешествиями писал научные статьи и доклады, отсылая их в Петербург или в европейские журналы.
Маклай обратился к великому князю Константину Николаевичу с предложением присоединить к России один или несколько островов. (Острова в Океании в то время начали захватывать и колонизировать европейские державы — Англия, Германия, Голландия, Франция.) Но Константин отверг предложение Миклухо-Маклая.
В 1882 г. в Сидней пришла с дружеским визитом эскадра русских военных кораблей. Маклай вместе с соотечественниками отправился на родину, взяв с собой часть коллекции со своей биологической станции. По прибытии в Россию он много выступал с научными докладами и популярными лекциями о своих путешествиях — в Петербурге, Москве, а затем и за рубежом — в Гааге, Лондоне, Париже. Но уже через полгода Маклай вновь устремился в Океанию.
Что же так неудержимо влекло его к папуасам? Он нашел, что они такие же люди, как и мы, европейцы. У них странные обычаи, привычки, им не знакома цивилизация, но они люди, человеки. Вот что писал Маклаю Лев Толстой: «Не знаю, какой вклад в науку, ту, которой Вы служите, составят Ваши открытия, но Ваш опыт общения с дикими составляет эпоху в той науке, которой я служу, — науке о том, как жить людям друг с другом».
Маклай вернулся туда, где начинал, — в залив Астролябия, бухту «Порт Константин». Он увидел разрушенную деревню. Колонизаторы частично убили туземцев, частично их переселили.
Маклай прибыл в Сидней, некоторое время усиленно работал на своей биологической станции, систематизировал накопленные научные труды и коллекции. Он женился на уроженке Австралии Маргарет Кларк. Но через год военные власти забрали биологическую станцию под казармы, а его коттедж, где Маклай жил с семьей, — под жилье командира. Маклай, будучи гражданином России, не мог возражать местным военным властям, поэтому он решил вернуться в Россию.
По дороге домой Маклай был принят в Ливадии (Крым) Александром III. Тот дал свое согласие основать колонию и поднять русский флаг на одном или нескольких из еще никем не занятых островов в Тихом океане. Летом 1886 г. Маклай через газету «Новое время» объявил запись желающих поселиться на островах Тихого океана. Вскоре набралось 160 добровольцев. Но сам путешественник неожиданно тяжело заболел и весной 1888 г. скончался. Задуманное им мероприятие — организация поселения русских в Океании — осталось неосуществленным. В гости к папуасам ездят другие.
Бабушка русской революции
Так ее звали после революции, кто — с иронией, кто — с уважением. Хотя непосредственного участия в Февральской революции она не принимала, а в отношении к Октябрьской — и вовсе выступала против.
Екатерина Константиновна Вериго (по мужу — Брешко-Брешковская) происходила из дворянской семьи, имевшей знатных предков. Ее муж был помещиком, мировым судьей. Сама же она увлеклась идеями народничества. Оставив семью, тридцатилетняя женщина ходила по деревням и городам губерний Малороссии (Украины) в качестве швеи и красильщицы, ведя пропаганду среди крестьян. Затем в Киеве она приняла участие в нескольких собраниях революционного кружка Я. В. Стефановича. За Стефановичем давно следила полиция, его арестовали, подверглись аресту и члены революционного кружка, в том числе Брешко-Брешковская. Сначала она просидела 3 года в тюрьме Петропавловска, после чего ее привезли в Петербург на судебный процесс, где приговорили к пяти годам каторжных работ. Это было в 1878 г.
Каторжные работы для Брешко-Брешковской заменили поселением в г. Баргузине Забайкальской области (ныне Бурятия). Вместе с группой других политических ссыльных она пыталась бежать, но была арестована и теперь уже попала на настоящую каторгу на р. Каре. Там было два лагеря (для мужчин и для женщин), заключенные занимались промывкой золотоносного песка. Условия жизни заключенных на Карской каторге отличались особой суровостью, многие заключенные кончали жизнь самоубийством, был даже случай коллективного самоотравления каторжан. О побеге с Кары не приходилось и думать. Брешко-Брешковской пришлось трудиться на каторге «от звонка до звонка». После отбывания каторги ее направили на поселение в г. Селенгинск, находящийся неподалеку.
В связи со вступлением на престол Николая II была объявлена амнистия для части политических заключенных. 52-летняя Брешко-Брешковская получила разрешение вернуться в европейскую часть России. Встретившись здесь уже не с народническим просветительским движением, а с радикальными социалистами-революционерами (эсерами), она приняла активное участие в их опасной деятельности. Вступив в партию эсеров, она стала одной из помощниц Г. А. Гершуни, в то время главы Боевой организации партии. Люди Гершуни убили подряд двух министров внутренних дел: Д. С. Сипягина, а затем В. К. Плеве. Но Боевая организация эсеров была разгромлена, Гершуни арестован, а Брешко-Брешковской удалось бежать за границу — в Швейцарию, оттуда — в США.
Когда в России началась Первая революция Брешко-Брешковская вернулась на Родину и снова (хотя ей было уже 60 лет) окунулась в стихию борьбы с самодержавием. Ее выдал Е. Ф. Азеф, который в то время был руководителем Боевой организации эсеров и одновременно — платным агентом охранки. Брешко-Брешковскую снова направили на поселение в Восточную Сибирь, и она снова пыталась бежать. Но и эта попытка не удалась. Пожилую революционерку заключили в тюрьму Иркутска.
Февральская революция застала Брешко-Брешковскую в Минусинске Енисейской губернии (ныне — Красноярский край), где она жила на поселении. 73-летняя женщина, как на крыльях, мчится в столицу. Почти 40 лет она провела в тюрьмах и в ссылках, борясь с самодержавием, и вот теперь монархия пала. Значит, ее жизнь прожита не зря, борьба была не напрасной, победила не она лично, а ее единомышленники, ее партия. По пути повсюду ее встречают с энтузиазмом, приветствуя в ее лице всех стойких борцов с самодержавием. В Москве, например, городской голова М. В. Челноков распорядился после собрания, где присутствовала Брешко-Брешковская, отправить в Исторический музей как драгоценную реликвию стул, на котором сидела бабушка русской революции.
В Петербурге старая революционерка заявила, что поддерживает Керенского и его Временное правительство. Брешко-Брешковскую избрали делегатом Учредительного собрания. Октябрьскую революцию, как уже было сказано, она не приняла, эмигрировала во Францию, где и умерла в возрасте 90 лет. Возраст вполне подходящий для «бабушки».
