– Упражнения нужны для того, чтобы показать детям практическую пользу этих навыков, – убежден Торбьорн, другой лидер, чья дочь присоединилась к скаутскому движению пять лет назад. – Если они не смогут развести огонь, то им придется есть сырые сосиски. Так тоже бывает.
Вскоре вокруг нас уже весело пылает несколько костров, и первый отряд, пережегший веревку, начинает перемещать свой огонь. Две девочки поднимают его на двух длинных прямых палках, подложенных под металлическую сетку с горящими углями. Несколько секунд, пока девочки осторожно продвигаются вперед по каменистой земле, угли ровно лежат на решетке. Потом они теряют равновесие, и костер начинает разваливаться. Бум. Бум. Бум. Горящие угли падают на землю (она влажная, поэтому не загорится), и во все стороны летят искры.
При этом никто не злится и не расстраивается.
– Все нормально, можете опустить его, – говорит Джейкоб, один из младших лидеров, спокойно и без тени насмешки.
Тем временем Нора подходит к другому костру, поджигает в нем палку и поднимает ее, словно факел. Мой первый порыв – предостеречь ее, попросить не баловаться с огнем. И тут я понимаю, что если где-то подобные шалости могут считаться приемлемыми, то именно здесь, поэтому не вмешиваюсь. Но ей этого мало. Она хочет взять нож. Я спрашиваю разрешения у Магнуса. В ответ он широко улыбается. Такая просьба ему только в радость.
– Конечно, тебе понадобится нож, – соглашается он и достает его из кармана. – Держи.
После первых неудачных попыток Нора немного падает духом, но наконец у нее получается состругать несколько тонких лоскутков с сосновой палочки. Она усердно трудится над своим заданием до самых сумерек и, когда наступает время прощаться, неохотно возвращает нож владельцу. По дороге домой мы вдыхаем густой аромат влажной сосны и горящего дерева. Звуки детских разговоров и смеха постепенно затихают вдали, а Нора весь вечер вспоминает пережитое и делится с Майей впечатлениями, пока не засыпает – уставшая, но довольная и пропахшая дымом.
Я знала, что встреча со шведскими скаутами произведет на Нору неизгладимое впечатление, и во время поездки в Копенгаген несколькими неделями позже еще больше убедилась в том, что скандинавский подход к рискованным играм и ответственной свободе крайне важен для детского развития.
Первое, что поражает меня по прибытии на центральный железнодорожный вокзал Копенгагена, – это группа из нескольких десятков детей дошкольного возраста в ярких жилетах, идущая через главный зал в сопровождении воспитателей. Они идут парами, держась за руки, болтая и не придавая особого значения тому факту, что находятся прямо в центре одного из крупнейших транспортных узлов Скандинавии. Впрочем, их готовили к чему-то подобному с того момента, как они научились ходить.
Второе, что сразу бросается в глаза, как только я выхожу на улицу, – велосипеды. Сотни или даже тысячи велосипедов, стоящих в два яруса на специальной парковке – почти как автомобили в Нью-Йорке. И улицы тоже запружены велосипедистами. Я рада, что сейчас не управляю автомобилем, а сижу на пассажирском сиденье рядом с коренным датчанином и режиссером Дэниэлом Стиллингом. Дэниэл и его американская жена Эйми – создатели удостоенного наград документального фильма NaturePlay, в котором критикуется американская система дошкольного образования с ее бесконечно усложняющимися академическими тестами и восхваляется скандинавская, в которой дети бо́льшую часть времени свободно играют на свежем воздухе.
В Дании, площадь которой составляет чуть меньше двух Массачусетсов, насчитывается 10 тысяч велосипедных маршрутов, а значительная часть велосипедистов – дети. Одни возвращаются домой из школы, другие направляются в свои skolefritidsord-ning – группы продленного дня для детей работающих родителей (датский аналог шведских fritids). Мы едем в одну из таких групп. Она называется Regnbuen, то есть «Радуга», куда дети приходят играть с огнем, молотками и гвоздями. А еще с кроликами. Правда, обычно не со всем этим одновременно.
Пока Дэниэл, темно-русый датчанин с аккуратной эспаньолкой, без труда маневрирует по узкой оживленной улочке, Эйми рассказывает мне, как они познакомились на съемочной площадке, где Дэниэл работал режиссером, а Эйми, в прошлом рейнджер-спасатель и специалист по оказанию медицинской помощи в условиях дикой природы, отвечала за безопасность. Когда они впервые приехали на родину Дэниэла, Эйми прошла экспресс-курс скандинавского родительства. Дэниэл вспоминает, как они поехали в музей в Роскилле и там увидели, как малыш не старше трех лет лазает по валунам перед входом.
– Родители смотрели на это совершенно спокойно, а вот Эйми пришла в ужас, – говорит Дэниэл.
– Я тут же подумала: «А где резиновое покрытие?» – добавляет Эйми и смеется.
Когда у пары появился свой ребенок, дочь Белла, Эйми стала мамой-«вертолетом» и следила за каждым ее шагом. Ситуация изменилась после того, как пара решила на длительное время переехать из своего флоридского дома в Данию, где Беллу на несколько месяцев отдали в лесную школу. Сейчас Эйми говорит, что ее «вертолетные» привычки практически исчезли, как она шутит, она «в ремиссии с периодическими рецидивами». К тому же на основе этого опыта был снят фильм NaturePlay, причем съемки частично проходили здесь, в «Радуге».
Основанная в 1984 году, сейчас «Радуга» принимает 150 детей в возрасте от девяти до шестнадцати лет, которые регулярно приходят сюда после, а иногда и до уроков в школе пешком или приезжают на велосипедах. Хотя группа продленного дня открыта только для записанных сюда детей, «Радуга» построена по принципу самодельных игровых площадок из подручных материалов (когда такие площадки только появились в Дании, их называли «мусорными»). Первый игровой городок подобного типа был построен в Эмдрупе в 1943 году прямо в разгар Второй мировой войны, когда Дания была оккупирована немцами. Принято считать, что идея «мусорной» игровой площадки принадлежит выдающемуся ландшафтному архитектору Карлу Теодору Соренсену, заметившему, что дети любят играть со строительными материалами на стройплощадках. Из Дании идея распространилась в некоторые другие страны, и сегодня в Европе более тысячи таких игровых городков.
Несмотря на то что мы находимся в центре Копенгагена и с одной стороны видим здание городской школы, а с другой – ряд высоток, как только мы выходим из машины, нас встречает пара гусей и свободно разгуливающая пузатая свинка, патрулирующие периметр двора, словно он их собственность. Буро-белая датская коза, привязанная к пню и кружащая вокруг него в поисках чего-нибудь съедобного, смотрит на нас, когда мы проходим мимо вместе с Клаусом Недергаардом – руководителем этой группы продленного дня, которому на вид не более тридцати лет. Он по очереди знакомит нас со всеми животными, включая двух лошадей и двух пони в небольшом загоне. Поначалу Клаус кажется мне замкнутым, но потом я понимаю, что он просто не болтлив. Если Клаус говорит, то всегда прямо и по делу, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.
– Коричневая пони кусается, – лаконично информирует нас Клаус.
– Не трогай ее, милая! – быстро говорит Эйми своей дочери Белле, но тут же исправляется: – Отставить, родитель-«вертолет»! – приказывает она себе и смеется: – От старых привычек не так легко избавиться.
