– Не то что раньше… – мечтательно протянул Хуан. – Мы с Кармен поженились, когда мне было двадцать два, а ей – восемнадцать. Я вернулся из армии, а все то время, что служил, писал невесте длинные письма – ежедневно. Пишут ли сейчас молодые друг другу? Нет, не пишут…
– Я храню все его письма, – добавила Кармен с нежностью. – Хотя отвечала ему не так часто: мне казалось, что приличной девушке нужно соблюдать репутацию, держать свои чувства при себе.
– Она была красавица, моя Кармен, – ушел в воспоминания старик. – Да и сейчас еще хоть куда! Смотри, какая красотка! А уж какая в молодости была… Да к тому же самая талантливая повариха в деревне! Такие сложные блюда в свои восемнадцать умела готовить, что и опытной сеньоре не всегда под силу! Даже выиграла какой-то конкурс…
– За победу в котором меня наградили кулинарной книгой и денежной премией, – с гордостью добавила Кармен.
Я всматривалась в их лица, высушенные временем и солнцем, сейчас они казались молодыми – то ли из-за приглушенного света свечей, визуально скрадывающего морщинки и отражающегося в глазах блеском, то ли потому, что старики, уйдя в свои счастливые воспоминания, будто сбросили лет тридцать-сорок. Я слушала историю их знакомства. На сердце щемило, на глаза наворачивались слезы, а губы сами собой расплывались в улыбке. Встречу ли я такого человека, с которым в старости буду сидеть так, как Хуан и Кармен, вложив свою морщинистую, покрытую пигментными пятнами сухую ладонь в его, а он будет рассматривать мои пальцы с такой нежностью и таким искренним восхищением, будто это не старческие пальцы с артритными суставами, а тонкие белые пальчики юной красавицы? И сама, гладя своего старика по морщинистой, плохо выбритой щеке, смотреть в его близорукие, выцветшие с возрастом глаза с любовью, читая в них ответное чувство?
Как Хуан и Кармен…
Видимо, грусть отразилась на моем лице, потому что Кармен вдруг, тронув меня за руку, ласково сказала:
– Дочка, ты еще очень молодая. И красивая. Твое сердце не закрыто для любви.
Я кивнула и, сама не зная, как и почему, стала рассказывать этой паре стариков, донесших свою любовь до старости, не расплескав ее по пути, историю своего знакомства с Костиком.
Познакомилась мы, когда я училась на последнем курсе университета. Я подрабатывала в своем первом бюро переводов, а Костя трудился в юридической конторе, расположенной в том же здании. Пересекались во время обеденного перерыва в кафе, мы сначала переглядывались, а потом решили познакомиться. Симпатия была обоюдной, наши отношения вспыхнули так стремительно и разгорелись так жарко, что через месяц после знакомства мы подали заявление в загс.
– В общем, это были довольно счастливые пять лет, – закончила я.
Впервые после развода я подумала о Костике с грустью. Ведь мы действительно прожили эти годы счастливо! Кратко рассказала и о том, почему мы расстались и какой тяжелый получился развод.
– …Но я его простила, – закончила я с улыбкой.
– То, что простила, – хорошо, незачем такой груз в душе держать. А нового мужа ты еще встретишь, – сказала Кармен. – Говорю же, молодая и красивая. Деток у вас нет?
– Нет, – с сожалением ответила я. – Костя не хотел.
Да, он не хотел, тогда как я мечтала о двух детях – мальчике и девочке. Типичная женская мечта о счастье, им разрушенная.
Когда мы наговорились о своих семьях, я решила спросить о доме, в котором поселилась. Меня интересовало, кто раньше в нем жил и как долго дом стоял в запустении.
– По правде говоря, мало что можем рассказать, – разочаровал меня сеньор Хуан. – Мы с Карметой из Андалусии, переехали в Каталонию в молодости – отправились на заработки, как и многие молодые семьи в те времена. Жили то в одном поселке, то в другом, двадцать лет провели в Барселоне. Жилье в этом поселке приобели только шесть лет назад, чтобы стареть в тишине и покое. Так вот, в то время дом, в котором ты сейчас живешь, уже стоял пустой. Я слышал, что раньше в нем жила бездетная семья, и последние годы хозяйка, которая была моложе своего мужа на добрый десяток лет, а то и больше, оставалась в одиночестве. Дом пустует с тех пор, как она умерла.
– И что, никто его не купил? И собственность не отошла к мэрии? – удивилась я.
– Возможно, были другие наследники, которым по завещанию полагался дом. Они и распоряжались собственностью, – добавила сеньора Кармен, наливая мне кофе.
Сделав вид, что ответ меня удовлетворил, я решила, что при случае разузнаю о доме больше.
Я засиделась у соседей допоздна, не ушла даже после того, как дали свет. Мне уже давно не было так тепло и светло, как в их компании.
Когда я покидала гостеприимный дом, хозяева напомнили мне о приглашении на семейную паэлью, я пообещала быть и отправилась к себе.
Наши дома разделял лишь поделенный на две равные части сетчатым забором палисадник. Если бы не этот заборчик, можно было бы пройти напрямую и уже через минуту подняться на крыльцо моего дома. А так приходилось пересечь соседский двор, выйти на улицу и пройти еще немного вперед, к калитке.
Выйдя за забор дома Кармен и Хуана, я невольно замедлила шаг. Там, на соседской территории, я чувствовала себя очень спокойно, совершенно позабыв о своем испуге и о странных звуках, услышанных в доме. Сейчас, когда я оказалась в одиночестве на улице, которая даже не была пешеходной, а представляла собой неасфальтированный пятачок-площадку, на меня вдруг нахлынул такой ужас, что я не могла сделать хотя бы шаг по направлению к дому. Я глянула в его сторону и содрогнулась, увидев, что одно окно ярко освещено. Кто-то забрался внутрь?! И тут же рассмеялась: это ведь я сама оставила свет включенным!
Страх отпустил меня: возвращаться в освещенный дом куда приятней, чем в темный.
Прежде чем зайти в калитку, я решила немного пройтись. Ветер и дождь стихли, о недавнем ненастье напоминали лишь глубокие лужи и раскисшая земля пополам с глиной, на которой я один раз поскользнулась, но удержалась на ногах. Два наших дома – тот, в котором я остановилась, и соседский – находились на краю поселка. Из окна такси я мало что рассмотрела. Помню только длинное жилое здание. Что находилось по другую сторону дороги, я не заметила, так как вглядывалась тогда в это здание из красного кирпича, похожее на знакомые мне «хрущевки», с открытыми балконами и вывешенным на них для просушки бельем.
Осторожно, стараясь не поскользнуться, я дошла до дороги и остановилась. Этот участок улицы хоть и был освещен тусклым желтым светом стоявших вдоль дороги фонарей, но разглядеть, что находится на той стороне, с моего места было невозможно из-за деревьев с раскидистыми густыми кронами. Я увидела лишь часть высокого бетонного забора с воротами, рядом – площадку, на которой ночевали автомобили, и дальше – темную длинную стену еще какого-то здания. Но туда свет фонарей уже почти не достигал, так что рассмотреть что-то не представлялось возможным. И я оставила эту идею до утра.
Вернувшись к дому, я миновала калитку, пересекла двор и, войдя в помещение, остановилась, прислушиваясь. Все спокойно, никого нет.
