Накануне этого дня Уэллес разговаривал по телефону с Уманским. Руководитель госдепартамента беспокоился, не пожалуемся ли мы президенту на неудовлетворительный ход работы с советской военной миссией. Уманский сказал ему, что мы это непременно сделаем. Уэллес просил иметь в виду, что в разговоре с нами Рузвельт может затронуть вопрос о «транспортной пробке» во Владивостокском порту и о целесообразности посылки американских специалистов-транспортников в Советский Союз. Мы приняли к сведению эту информацию.
За давностью лет отдельные подробности нашей встречи с президентом стерлись в памяти. Но все же попытаюсь восстановить ее ход. В приемной президента мы ждали не более 20 минут, прежде чем нас пригласили в кабинет. Мы сразу же почувствовали благожелательное отношение президента Соединенных Штатов Америки к представителям Советского государства. Ф. Рузвельт держался просто, непринужденно, был внимателен к каждому из участников беседы. Перед встречей генерал Уотсон нас предупредил, что на прием отведено 15 минут. Но, когда они истекали, президент не проявил никакой торопливости и в нашем присутствии ни разу не взглянул на часы. И беседа вышла за пределы отведенного ей по протоколу времени. Началась она, как помню, в 12 часов 35 минут, а закончилась только через 45 минут. В целом атмосфера встречи с президентом выгодно отличалась от обстановки тех бесед, которые до того нам пришлось вести с американскими представителями, – слишком много в них было нервозности и натянутости.
Взаимно обменявшись приветствиями, мы приступили к деловому обсуждению вопросов. Тон президента как-то сразу расположил нас к откровенному разговору. Прежде всего, я сделал официальное заявление по поручению советского правительства. Потом подробно охарактеризовал положение дел в связи с пребыванием советской военной миссии в США.
Ф. Рузвельт внимательно меня выслушал. Отметив важное значение вооруженной борьбы, развернувшейся в Европе, и ту роль, которую в ней играет Советский Союз, он как бы мимоходом спросил, каково настроение сотрудников советской военной миссии, все ли идет так, как надо.
Включившись в разговор, посол К. А. Уманский ответил, что члены советской военной миссии Ф. И. Голиков и А. К. Репин находятся «в скверном настроении». Это нетрудно понять, так как вопросы решаются крайне медленно либо не решаются вовсе, а практическое дело подменяется бесконечными совещаниями. Многие инстанции, вместо того чтобы принимать решения, сваливают дело друг на друга. Все это отрицательно сказывается на работе советской военной миссии, тогда как на миссию возложены ответственные и неотложные задачи.
Подтвердив все сказанное Уманским, я со своей стороны подчеркнул, что на советско-германском фронте сейчас идут кровопролитнейшие бои, что этот фронт приобрел ныне решающее значение. Поэтому всякое промедление с решением вопросов, связанных с материальной помощью Советскому Союзу, повлечет за собой нежелательные последствия. Советская военная миссия надеется, что президент учтет эти обстоятельства и, как главнокомандующий американскими вооруженными силами, примет соответствующие меры.
В ответ на это Ф. Рузвельт шутливо сказал, что ему самому надоели бесконечные и бесполезные совещания, которые нередко подменяют дело. Переходя к конкретным пунктам нашей заявки, он сообщил, что уже принято решение о выделении Советскому Союзу 200 истребителей «П-40», причем только четвертая часть из них находится в США, а остальные в Англии. Собственно говоря, это были те же данные, которые нам ранее передал Феймонвилл. От Феймонвилла мы также знали, что эти истребители не оснащены вооружением. Поэтому мы спросили президента о возможности установки на них вооружения. Ответ Рузвельта был весьма уклончив. На некоторых самолетах как будто бы есть вооружение, сказал он, но нет боеприпасов; во всяком случае, это надо дополнительно выяснить. Когда зашел разговор о боеприпасах, Ф. Рузвельт подчеркнул, что американцы испытывают острый недостаток в них. Однако пообещал помочь нам боеприпасами и вообще ускорить решение вопроса о предоставлении Советскому Союзу определенного количества вооруженных и снаряженных самолетов.
Затем Ф. Рузвельт по собственной инициативе перешел к вопросу о маршрутах доставки самолетов в Советский Союз. Он заявил, что если переправлять самолеты в СССР через Дальний Восток, то целесообразно перебрасывать их сразу непосредственно из США, а не через Англию, как намечалось ранее. По его мнению, об этом можно было бы договориться с англичанами и это, несомненно, ускорило бы дело. Нельзя было не согласиться с такой постановкой вопроса.
Рузвельт поинтересовался, имеются ли у нас на Дальнем Востоке и в Сибири хорошие аэродромы. Дело в том, сказал он, что у истребителя «П-40» ограниченный запас горючего и ему приходится делать частые посадки для дозаправки. К тому же на недостаточно хорошо оборудованных аэродромах при посадке он нередко капотирует.
Мы пояснили, что аэродромная сеть в восточных районах нашей страны достаточно развита и находится в таком состоянии, что способна принять американские самолеты. Кроме того, довольно быстро могут быть усовершенствованы существующие и построены новые взлетно-посадочные полосы. За этим дело не станет – были бы самолеты. Рузвельт, разумеется, знал, что многие американские авиационные специалисты не поддерживали идею перегона самолетов на советско-германский фронт через Дальний Восток и Сибирь. Они считали, что использование этого маршрута повлечет за собой слишком много потерь, а главное – советские специалисты не смогут быстро освоить американскую технику; неизбежно пройдет много времени, прежде чем эти самолеты смогут принести пользу на фронте. Видимо, поэтому Рузвельт предложил переправлять американские самолеты морем во Владивосток и Николаевск-на-Амуре и оставлять их на Дальнем Востоке, не перегоняя далее на Запад. Вместо них на фронт посылать самолеты из состава советских ВВС на Дальнем Востоке.
Резон в этом предложении был. Однако это уже было дело советского командования, как наиболее целесообразно использовать наличную авиацию. Тем более что это, несомненно, предусматривалось планами советского военного руководства. Но мы вынуждены были обратить внимание Рузвельта на то, что в США явно недооцениваются возможности и способности советских летно-технических кадров. Можно не сомневаться в том, подчеркнули мы, что советские летчики, инженеры и техники быстро освоят американские самолеты и доставят их благополучно на фронт. С их стороны задержки не будет, присылайте только самолеты!
Помнится, А. К. Репин, активно участвовавший в разговоре, очень уместно заметил, что помощь Красной армии американскими военными материалами имеет не только материальное, но и морально-политическое значение. На немцев, вне всякого сомнения, произведет психологическое воздействие этот факт, когда они узнают, что советские авиаторы ведут боевые действия против них на американских самолетах.
Итак, вопрос с поставкой первой партии американских истребителей более или менее прояснился, хотя мы еще не знали, как будет обстоять дело с их вооружением и боеприпасами. Но четкого представления о возможности приобретения бомбардировщиков у нас еще не было, и я сказал об этом президенту; пока, продолжал я, американские представители высказались лишь о возможности поставки нам бомбардировщиков типа «Локхид-Гудзон». А у США есть более современные машины, чем эта, на которой мы с Репиным перелетели океан. Рузвельт согласился, что «Гудзон» не наилучший тип бомбардировщика, но ничего определенного не пообещал.
