Саня сидел на диване, хмурый, раздражённый. Забинтованной рукой брал из миски лёд, прикладывал к разбитой, распухшей физиономии.
С улицы донёсся приближающийся звук мотоцикла, затих у самого гаража. В дверь кто-то постучал.
– Открыто! – крикнул Саня.
Одетая в чёрную куртку и кожаные штаны, вошла Алина Трушина, сняла шлем, беспокойно взглянула на Саню. Зрачки были сильно расширены, сама бледная, на верхней губе капельки пота.
– Привет!
Саня молча кивнул, отвёл глаза.
– Кто кого коцал, Санёк? Только без прогона!
Саня всё так же безмолвно пожал плечами, говорить был явно не расположен.
Алина нервно качнулась на каблуках, закусила губу. Была явно в сильно заведённом состоянии.
Саня это почувствовал, примиряюще предложил:
– К-курить б-будешь?
– Ты мне непонятки не гни! – разозлилась Алина. – Не хочу я курить! Я хочу знать, с чего у вас началось!
– У к-козла своего сп-проси! – огрызнулся Саня.
– Не напрягайся, я уже спросила.
Он вопросительно покосился на неё:
– Н-ну?
Она резко мотнула коротко стриженной головой:
– А ни хрена. Молчит. Не мечи икру, говорит. Говорит, я ему кайфолом устраиваю своими вопросами. А я чую, что-то не то… – Алина подошла поближе, тихим голосом попросила: – Чё было-то, Сань? Ну, колись!
Саня криво усмехнулся разбитыми губами:
– Н-ничё! С Т-т-тамаркой сосался, б-больше н-ничё. Я их засёк!
Голова у Алины мелко затряслась. Она была на грани истерики, еле сдерживалась.
– Я так и знала, – стуча зубами, как от озноба, заговорила она. – Вот блядун! А эту сучару я урою! Убью её! Сучка!
Алина повернулась к двери.
Саня тут же вскочил, преградил ей путь:
– Т-тамару не т-трогай! Она не п-при чём!
– Да пошёл ты!
Она сильно толкнула его, освобождая себе дорогу.
Саня пошатнулся, крепко схватил её за руку:
– П-п-прекрати! Я с н-ней с-сам разберусь! И с Дикарём т-тоже! Он мне з-зуб выбил! Вон!
Он отпустил её руку, открыл рот, ткнул пальцем в зиявшую в верхней челюсти дырку от выбитого зуба.
Алина оглядела дырку, почему-то вдруг резко успокоилась, удовлетворённо кивнула:
– Ничё, тебе твои золотые вставят!
– Я ей п-подлянку устрою! – пообещал Саня. – Но сначала с Д-дикарём п-перетру! Мало не п-покажется!
– Чего ты прибурел, Санёк? – тихо, почти шёпотом, сказала она. – Остынь, нужна мне больно твоя дура! А с этим козлом это уж мои дела, понял?
Он ничего не ответил.
Оба стояли молча, как борцы перед схваткой, оценивающе смотрели друг на друга.
Света Коновалова бежала вдоль озера. На ней был голубой спортивный костюм «Адидас», чёрные волосы завязаны в тугой хвост, ритмично болтавшийся при беге. Она очень любила эти свои пробежки, завела себе за правило непременно хоть полчаса, но только чтобы каждый день. Старалась делать это на закате, когда вода в озере золотилась, а на душе устанавливался удивительный покой, дневная накипь начисто сходила с неё.
Но сегодня Света припозднилась, пришлось бежать в сумерки, отчего какое-то неясное беспокойство владело ею. Возможно, потому, что вокруг никого не было, лес с каждой секундой всё темнел, птицы попрятались, смолкли насекомые. Опустившуюся тишину нарушали только готовившиеся к вечернему концерту лягушки, и какой-то одинокий собачий вой горестно доносился с того берега.
Света тяжело дышала, поглядывала по сторонам, невольно ускоряла бег. С озера тянулся туман, заволакивал тропинку, лез под куртку, холодил разгорячённое потное тело.
Она ещё прибавила ходу, с облегчением увидела на открывшейся полянке свой прислонённый к дереву велосипед. Выгнутый металлический руль тускло вырисовывался в серой мути.
Света заставила себя перейти на шаг, постаралась успокоить дыхание. Подошла к велосипеду, и как раз в это мгновение ожил, зазвонил мобильник. Она невольно вздрогнула, вытерла испарину на лице, достала из кармана телефон.
Срывающимся голосом сказала:
– Аллё, аллё!
Телефон молчал, дышал как затаившийся зверёк.
У Светы перехватило горло.
Туман сгущался, подкрадывался, клубился вокруг неё. Сердце стучало от страха и ненависти к этому неизвестному придурку, изводившему её бессмысленными звонками.
Она отключила телефон, сунула его в карман, села на велосипед и что было сил нажала на педали.
Вымотанные тренировкой, одетые в одинаковую, купленную родительским комитетом форму, футболисты тяжело передвигались по полю, над которым ядовитым светом засияли фонари, ярко высветив измождённые потные лица.
Тренер Андрей Степанович Лаптев с металлическим свистком во рту недовольно наблюдал за игрой.
– Эй, Дикарь, старайся больше пасовать, да? – раздражённо крикнул Арам Асланян Олегу.
Олег ничего не ответил – слишком устал.
Вместо него немедленно отреагировал Павло Горошевич.
– Слава богу, наконец-то у нас новый нефиговый тренер появился! – издевательским тоном объявил он. – А ко мне какие у тебя замечания, Арамчик?
– Греби отсюда, Горошевич! – запыхаясь, бросил подбежавший Геворк.
– Тебя забыть спросили! – задиристо ответил Павло. – Может, твой братан сам за себя скажет? Или ему слабо? Подбздеваешь, да, Арамчик?
– Не о чем мне с тобой говорить, – разозлился Арам. – Пословицу знаешь – не тронь говно, вонять не будет!
– Я тебе, сука черножопая, покажу говно! – мгновенно завёлся Павло. – У тебя сейчас между ног яичница будет!
– Ну, давай покажи, раз ты такой борзый!
Игра остановилась.
Арам сжал кулаки, напрягся, внимательно следил за каждым движением Горошевича. Тот пригнулся, легко, пружинисто двигался вокруг, переносил тяжесть с одной ноги на другую. Оба тяжело дышали – всё-таки тренировка шла уже полтора часа.
Остальные, включая Олега Дикого, подошли поближе, с удовольствием предвкушали драку, которой особую остроту придавала национальность обоих парней. Уж больно они были разные даже на вид: смуглый Арам с чёрными жгучими глазами и голубоглазый светловолосый Павло.
– Ну чё, очко играет? – осклабился Горошевич.
– Не гони мульку! Давай иди сюда! – отвечал Арам.
Павло сжал кулак и бросился вперёд.
Но ударить не успел – прямо перед ним вырос Лаптев, оглушительно засвистел в свой металлический свисток.
– Прекратить немедленно! – заорал он. – Дикий, это опять ты завёл?
