– Оттяжно? – переспросил Рудик.
Это было новое словечко, как и ряд других, принятых в этой школе, он его раньше не слышал.
– Ну да, в смысле офигенно, – подтвердила Света. – Седа была не права. Она иногда ужасно противная. Так ей и надо. Ты так выдал, что она сразу обломалась.
Рудик молчал, никак не реагировал.
Света снова остро почувствовала неловкость, заёрзала, стала глядеть по сторонам. Но смотреть было особенно не на что: стены голые, неуютно.
– Вообще, говорят, Седа на коксе сидит, – продолжила она.
– Вот как… – индифферентно отозвался Рудик. – Интересно.
И всё, больше он ничего не сказал.
Разговор явно не клеился.
– Ты не обидишься, если я у тебя спрошу… – вдруг решилась Света. – Что с тобой случилось?
Рудик ответил не сразу.
– Я не думаю, что ты хочешь знать все эти подробности, – наконец проскрипел он.
– Хочу! – тут же заявила она. – Я же не просто так спрашиваю. Я, может, спрашиваю, потому что хочу больше знать о тебе. Ты всё-таки новенький, правильно? У тебя небось и друзей-то тут нету…
– Вот как… – опять почему-то сказал Рудик. При этом голос заметно дрогнул, Светины слова его явно тронули. – Ты права, тут нету, но вообще-то друзья у меня были, – медленно начал он. – Друзья-корешки… Давно, правда… Мы тогда в Южинске жили, под Самарой… Нам было по десять лет, когда я и трое корешков моих – Жопен…
– Жопен? – улыбнулась она. – Это его так звали?
– Ну да, у него такое погоняло было, потому что он дома французский учил, тётка у него была повёрнутая на этом французском. Потом Пузырь…
– Пузырёв, это понятно, – кивнула Света. – Правильно?
– Ну да, – подтвердил Рудик. – И Тощий…
– А почему Тощий? – прервала она.
– Худой был очень, – пояснил он. – В общем, мы залезли в один старый дом… Там никто не жил уже много лет… Мы там классно играли…
Рудик откинулся в кресле, прикрыл глаза, спрятанные за тёмными очками. Воспоминания одолевали его.
Света терпеливо ждала.
– А у тебя какое погоняло было? – наконец не выдержала она.
Он усмехнулся:
– Немец. Я ведь блондин был, а в это время по телику сериал крутили про Штирлица, так все про меня говорили – чистый ариец. – Потом прокашлялся и продолжил своим скрипучим, поневоле завораживающим её голосом: – Ну, короче, мы там лазали везде, носились, клад какой-то искали… Костёр развели… Всё было, как ты говоришь, оттяжно… До тех пор, пока Пузырь не надыбал кое-чего в подвале…
15. Заброшенный дом
Дом был старинный, деревянный. Когда-то здесь располагалась господская усадьба, но со временем всё пришло в полнейшую негодность. Восстанавливать же былое у местных властей ни денег, ни желания не находилось.
Большая комната с высоким потолком завалена остатками старой дешёвой мебели, поломанными игрушками и прочим разнообразным, никому не нужным хламом. Посреди комнаты пылает костёр, вокруг которого сгрудились трое мальчиков. Горящими глазами рассматривают порванный, неизвестно как сюда попавший номер журнала «Playboy», российское издание.
– Слышь, Немец, ты когда-нибудь такое видел? – восторженно спрашивает один из них, худенький паренёк.
– Не а, – честно признаётся второй. При этом выразительно шмыгает носом от переполняющих его эмоций.
– А ты, Жопен?
– Я у Кольки, у братана, видел, у него такого говна полно, – небрежно говорит третий, не отрывая при этом пристального взгляда от красочной фотографии «девушки месяца». – Давай дальше листай, Тощий!
– Вон, глянь! – Тощий тыкает грязным пальцем в место, где сходятся ноги девушки. – Это называется «верблюжьи губы».
– Я чего-то никаких губ не вижу, – замечает Немец.
– Пацаны, глядите, чего я нашёл! – раздаётся откуда-то снизу восторженный голос. – Пацаны!
– Чего ты там нашёл, Пузырь? – откликается Жопен. Фонариком освещает уходящую вниз лестницу.
– Убери свет, мудила! Глаза слепит! – орёт оттуда Пузырь, появляясь с деревянным ящиком в руках. – Помогите, не видите, тяжело! А то уроню!
Жопен и Немец бросаются на подмогу. Тощий с неохотой отрывается от журнала, тоже подходит поближе.
– Чего там у тебя, Пузырь? – спрашивает он.
Общими усилиями ящик подтаскивают поближе к костру и наконец аккуратно ставят на пол.
– Клад, что ли, нашёл?
– Может, кое-что и получше, – гордо отвечает Пузырь. – Тебе, Тощий, такое и не снилось!
– А что может быть лучше, чем клад? – удивляется Немец.
Никто ему не отвечает.
Пузырь достаёт перочинный нож, поддевает лезвием крышку и открывает ящик.
Все четверо нагибаются над ним, с интересом следят, как луч фонарика обшаривает содержимое.
– Что это? – спросил Немец.
– Динамит, мудила! – небрежно отвечает Пузырь. – В кино, что ли, никогда не видел?
– Во, прикол! – восторженно бормочет Жопен. – Настоящий?
– А то нет! – с достоинством говорит Пузырь. – Хочешь проверить?
Тощий протягивает руку, достаёт из ящика динамитную шашку.
– Ну ты дал, Пузырь! – с уважением произносит он. – Молоток! – И свободной рукой одобрительно хлопает его по плечу.
– Чего ты хочешь с этим делать, Тощий? – осторожно интересуется Немец.
– Ты чего, не догоняешь? – поражается тот. – Это же настоящая силища! Если мы захотим, можем весь город подорвать. Такую колбасню устроим! Во кипежу будет, представляешь?
Он замечает грязь на своих новых кроссовках. Хмурится, подбирает какую-то тряпку, начинает аккуратно очищать их. Динамит при этом по-прежнему сжимает в руке.
– Слышь, Тощий, – беспокоится Жопен, – а вдруг он уже испорченный? Может, он здесь провалялся сто лет, а может, и все пятьсот.
– Ну сказал, пятьсот, – ржёт Тощий. – Ты, Жопен, скажешь, как в лужу пёрнешь! Пятьсот лет назад никакого динамита не было.
– Но вообще-то Жопен прав, надо проверить, – вступается за него Пузырь. – Вдруг он и в самом деле накрылся?
– А как мы проверим? – оживляется обидевшийся было Жопен.
– Да очень просто, – деловито отвечает Тощий. – Сейчас бросим эту херовину в костёр и посмотрим, чего будет.
Все переглядываются. Идея хороша, но всё-таки несколько стрёмная.
– Не, одной шашки мало, – заявляет Пузырь. – А вдруг именно эта одна штука испорчена! Надо хотя бы две бросить, чтобы быть уверенными.
– Клёво, Пузырь! – одобряет Тощий. – У тебя котелок варит! Так и сделаем!
