– Ну теперь-то я свободна? – хрипло спросила она.
40. Гость
Ромка рыскал по дому, искал, что бы такое потяжелее и поудобней взять в руку. Павло здоровый – вдвое крупнее, на голову выше, широкоплечий, – так что следовало запастись серьёзным оружием. Он примерился к кочерге от камина, но её некуда было спрятать, а держать рядом, под рукой, сразу бы выглядело подозрительно.
В конце концов выбрал топор, ничего лучшего не нашёл. Озабоченно взглянул на часы.
По всему уже было пора! Крезанутый Павло мог появиться в любую секунду.
А Сани всё ещё нету!
Поигрывая топором, Ромка подбежал к ванной, крикнул через дверь:
– Слышь, Свет! Уже всё, поздняк метаться. Сиди теперь там и не чирикай. Я, когда с Павло разберусь, скажу, тогда выйдешь.
Он прислушался.
Света по-прежнему молчала, никак не реагировала.
– Короче, я тебя предупредил!
Он вернулся в гостиную, сунул топор под диванную подушку. Пару раз проверил, как будет хватать его в случае чего. Получалось вроде неплохо.
Лучше не вставать, сидеть здесь, так безопасней!
Ромка, волнуясь, уселся на диван.
Тут же вспомнил, что дверь заперта, значит, придётся вставать, открывать. А потом, может, уже и не удастся так сесть, рядом с топором.
Нет, лучше сейчас открыть, чтобы после не вставать!
Он сбегал, суетливо открыл дверной замок. Вернулся обратно, взял в руки журнал, приготовился.
Сидел якобы развалясь, на самом же деле напряжён был предельно. Главное, потянуть время, пока не подъедет Саня. Саня драться умеет, у него пояс по карате.
Ну, а если что, то топор вот он тут, прямо под рукой.
Как хрястну по балде!
Ромка даже поёжился в предвкушении того, как лихо он управится с гостем.
И в эту секунду в дверь постучали.
Он сразу же сильно занервничал, растерялся.
Но всё же взял себя в руки, крикнул вполне уверенно:
– Входи, Павло, открыто!
Дверь, скрипнув, медленно открылась. Гость вошёл в дом.
Выражение лица Ромки Заблудшего вдруг резко изменилось. Он, оторопев, уставился на вошедшего.
Потом недоверчиво спросил:
– Рудик? – От изумления даже встал с дивана, шагнул навстречу гостю. – Ты что, ходишь?
– Да, я опять стал ходить, Тощий! – проскрипел Рудик.
– Как ты меня назвал? – поразился Ромка.
Неожиданно страшное воспоминание, то самое, от которого он все эти годы пытался освободиться, с необыкновенной яркостью снова всплыло перед глазами.
Он, Тощий, стоит у покосившейся ограды. Рядом маячит Пузырь, за спиной толкается Жопен, он чувствует на шее его дыхание. Все трое, не отрываясь, в ужасе смотрят, как в полусотне метров от них, на ступеньках старого дома, корчится от дикой боли Немец, рука которого прижата тяжёлой колонной. Немец безрезультатно пытается освободиться.
– Ребята, помогите! – кричит он. – Помогите-е-е!
Он отчётливо видит его глаза. Умоляющие, полные отчаянного страха глаза.
И в ответ на эту безумную мольбу отрицательно качает головой.
Ромка покачал головой (почти так же, как тогда), никак не мог поверить.
– Не может быть! – прошептал он, замерев на месте. – Немец?
Рудик медленно шёл к нему.
– Да, Тощий! Это я. Я так обрадовался, когда наконец нашёл тебя! Я ведь так долго тебя искал, так ждал этой нашей встречи! Она должна была произойти гораздо раньше, но, как это говорят, человек предполагает, а бог располагает, кажется, так, Тощий? Жизнь всё поправляет, корректирует… Так что и мои планы она малость поменяла. Ты неожиданно исчез в неизвестном направлении, поэтому ушло, как видишь, довольно много времени, пока я тебя нашёл. Но зато видишь, как хорошо получилось, в конце концов мы опять вместе… Как говорится, как верёвочке ни виться… Я, когда наконец узнал, что ты здесь осел, уже ни о чём больше не думал, только бы с тобой опять встретиться. Не слезал с мамы, пока мы сюда ни переехали…
Рудик неожиданно осёкся, из горла его вылетел странный звук – то ли всхлип, то ли стон. По лицу прошла судорога. Он остановился на секунду, почувствовал, что сильно устал. Помимо всего прочего он давно не говорил так долго.
Передохнув, Рудик снова двинулся вперёд.
– Какого хрена тебе от меня надо? – срывающимся голосом спросил Ромка, отступая назад, к дивану.
Он вспомнил про топор и тут же почувствовал, как дикий страх сковывает все его движения.
– Зачем ты так, Тощий! – укорил его Рудик. – Ты же был мой самый лучший друг. Правда, ты меня не узнал, но я тебя прощаю, столько лет прошло. И потом я и вправду сильно изменился, даже голос у меня поменялся, как ты слышишь. Что-то случилось с горлом во время взрыва. Я тогда несколько недель вообще не говорил, мама уже и не надеялась… – Он подходил всё ближе, их разделяло уже не больше двух метров. – Когда я наконец тебя увидел, Тощий, я так обрадовался, ты себе не представляешь! Очень боялся, что ты меня узнаешь, очки не снимал. Но, как видишь, всё получилось, ты меня не узнал. А я решил не спешить признаваться тебе, куда теперь было торопиться, правда? Я решил, что лучше подождать специального подходящего момента.
– Какого момента? – в ужасе прошептал Ромка.
Ему показалось, что он ослышался.
– Подходящего, – ласково повторил Рудик. – Я хотел некоторое время пожить с тобой рядом, понаблюдать за тобой. После стольких лет поисков не хотелось сразу с тобой расставаться. Всё-таки это такое удовольствие, согласись, находиться всё время рядом с другом. Особенно если друг об этом не знает… – Рудик неожиданно хихикнул. Ромку передёрнуло. – Мы с мамой договорились, что этот самый моментик должен наступить во время выпускного вечера, как раз перед тем, как ты, Тощий, уедешь из города. Так мы с ней задумали. Я хотел, чтобы ты получил полный кайф от окончания школы. Это ведь большое событие, правда, Тощий?
Ромка проглотил слюну, во рту вдруг сильно пересохло.
– Я признаю, Немец, прокололся я тогда… Ну и чего теперь?
– К сожалению, не всё получается так, как мы с мамой планировали. Кое-что изменилось, так что, извини, выпускного вечера дождаться уже не удастся. Но я зато помню, что ты очень хотел получить награду, Тощий! – насмешливо процедил Рудик. Он сделал ещё шаг вперёд, оказался теперь совсем близко. – Вот ты её и получишь наконец!
Ромка внезапно вышел из оцепенения, быстро нагнулся, выхватил из-под подушки топор, угрожающе взмахнул им:
– А ну греби отсюда, пока я тебе репу не проломил!
