Теперь он оказался лицом к лицу с Саней. Горько усмехнулся, медленно поднёс нож к его горлу, пристально заглянул в глаза.
Саня поразился, как изменился взгляд калеки. Слёзы исчезли, он смотрел жёстко и холодно.
Саня внутренне содрогнулся, прикрыл веки. Не хотел больше ничего видеть, ждал последнего движения острого ножа, прикосновение которого леденило ему шею.
Всё, конец!
В эту секунду совсем рядом раздался звук, который заставил брови Рудика поползти вверх.
Это жужжит пила!
Прямо над ухом!
Он быстро повернулся и с удивлением успел увидеть у себя над головой свою собственную руку-протез с работающей пилой. Рудик попытался откатиться в сторону, но не успел.
Света, державшая эту руку, с диким, каким-то рыдающим криком обрушила её на него. Зубья вонзились в плоть, начали разрезать грудь.
Рудик чудовищно завопил, рванулся. Извиваясь, заливая кровью капот, всё же ухитрился вывернуться из-под раздирающей тело пилы. Зубья ударились о железо, отвратительно заскрежетали.
Света вскрикнула, закусила губу, с усилием снова занесла над ним тяжёлый протез.
Рудик перевернулся на спину, поглядел на неё в упор широко открытыми умоляющими глазами.
Она замешкалась, в отчаянии застыла: без очков он вдруг опять показался ей совершенно беззащитным.
– А ну брось это сейчас же! – раздался громкий повелительный голос у неё за спиной. – Брось, я говорю! Сейчас же!
Света обернулась.
С полдюжины человек, часть из них в полицейской форме, стояли вокруг. Прямо на неё смотрели дула двух автоматов и по меньшей мере трёх пистолетов.
Дыхание спёрло. Она вдруг издала громкий, захлёбывающийся звук, и сразу вслед за этим слёзы безостановочно заструились по бледному, измученному лицу.
Потом Света отбросила в сторону проклятую руку.
Протез упал на тёмный асфальт. Звук жужжания изменился, стал гораздо ниже, механизм недовольно гудел. Острые окровавленные зубцы вращались теперь намного медленней, почти ползли.
Потом пила вовсе остановилась и с еле слышным щелчком исчезла внутри чёрного кулака.
44. Протез
Машины всё прибывали – «скорые помощи», полицейские газики и всякие чёрные начальственные автомобили – «Волги», джипы, «мерседесы».
Полиция оцепила дом, люди в штатском и в форме то и дело заходили внутрь, потом с озабоченными лицами выскакивали наружу, негромко переговариваясь, сновали вокруг.
За оцеплением толпился народ, уважительно перешёптывался, с любопытством следил за происходящим.
Света, с головой завернувшись в шерстяное верблюжье одеяло, сидела на заднем сиденье бежевой «Лады», через окно наблюдала, как оба её родителя, хмурясь, беседуют с каким-то лысоватым человеком в штатском.
Двое санитаров вынесли из дома носилки с лежащим на них Геворком. Третий бежал рядом, поддерживал капельницу. Следом выскочил Миша Сушкин, в пластиковом пакете нёс его отрезанную стопу.
Общими усилиями Геворка погрузили в «скорую».
Миша судорожно вдохнул свежий ночной воздух и опять поспешил в дом, помочь нести Артёма.
Убитых в «скорые» велено было пока не грузить. Обезглавленный труп Заблудшего без руки и ног вынесли и сложили отдельно, на разложенную во дворе полиэтиленовую простыню.
Туда же теперь укладывали Горошевича.
Родители вернулись, сели в машину.
– Как ты, доченька? – спросила мама.
Света пожала плечами, ничего не ответила.
Отец с мрачным, напряжённым лицом, ни слова не говоря, завёл мотор, и «Лада» тронулась с места.
Они двигались медленно, осторожно проезжали сквозь толпящихся прямо на дороге людей, мимо стоящих вдоль тротуара машин.
Света вдруг вся сжалась внутри своего тёплого кокона – увидела, как всовывают в «скорую» носилки с лежащим на них Рудиком. Она даже не сразу поняла, что это он, её одноклассник и недавний друг. И голова, и грудь – всё забинтовано, на белых бинтах выступили кровавые пятна. Он, похоже, был без сознания, совсем не двигался. Там же, на носилках, лежали его ножные протезы.
Затем они проехали мимо врезавшейся в дерево Саниной «Нивы». Фотограф крутился около ножа Рудика, валявшегося на капоте, снимал его зачем-то со всех сторон.
Вспышка фотоаппарата то и дело озаряла лишённый лобового стекла салон машины, из которого аккуратно вытаскивали Саню.
Света повернула голову назад, начала смотреть в заднее окно. Сидела так, пока можно было видеть хоть что-то.
Однако чуть не пропустила Артёма, которого везли ещё к одной, стоявшей чуть подальше машине «Скорой помощи».
Лицо его наполовину закрывала прозрачная кислородная маска, он тяжело дышал из-за пробитого лёгкого. Забинтовали Артёма на славу, он рукой не мог шевельнуть, чувствовал себя каким-то спелёнутым младенцем.
Рядом с каталкой шёл Миша Сушкин, заботливо поправлял одеяло.
Артём первый заметил её, сразу напрягся, не отрывал от неё тревожного взгляда.
Света сделала отчаянное усилие, выдавила из себя подобие улыбки.
Лицо Артёма тут же смягчилось, он прикрыл глаза. Показал ей тем самым, что всё с ним будет хорошо.
Света улыбнулась пошире – ей вдруг полегчало.
А может быть, он хотел сказать – с нами?
«Лада» с прильнувшей к заднему окошку Светой прибавила газа и скрылась из виду.
Артём, чуть повернув голову, смотрел ей вслед.
В поле его зрения попала проезжавшая мимо «скорая». Проехав немного вперёд, она неожиданно остановилась, задние двери распахнулись.
– Чего тебе? – закричал кому-то один из двух сидящих в машине людей в белых халатах.
Из-под шапочки его выбивались, падали на плечи рыжие лохмы.
Артём взглянул на лежащего внутри сильно перевязанного человека. Голова больного была хорошо видна – приподнята на специальной подставке. В отличие от Светы он мгновенно узнал Рудика. Глаза инвалида были закрыты, но Артёму показалось, что сквозь прикрытые веки Рудик смотрит на него с какой-то зловещей усмешкой. Заметил он и ножные протезы, сложенные рядом с носилками.
К «скорой» подбежал совсем молоденький полиционер, которого Артём не сразу узнал со спины, Вова Ольшанский. В руках нёс чёрную искусственную руку.
– Вот, – слегка задыхаясь от бега, сказал он. – Чуть не забыли! – И протянул руку рыжеволосому санитару.
Артём забеспокоился, заёрзал.
Идиот! Что он делает!
Рыжий взял протез, тепло произнёс:
– Хорошо, спасибо. А то он, бедолага, и без ног и без руки.
