Он вспомнил вспышку выстрела, толчок в грудь и чьи-то голубые глаза. Нестерпимую боль, озноб, голоса. Он вспомнил Юлию Свиридову, ее красивые губы, выгнутые в форме сердечка, но никак не мог припомнить, каким образом очутился здесь, в этой грязной и вонючей квартире.
Леха попытался приподнять голову, чтобы оглядеться, но от физической нагрузки его тело пронзила острая боль. Он не потерял сознания, но решил больше не рисковать и не повторять попытки. Ему нужны были силы. Для чего, он и сам не знал. И все-таки бездействие было не в характере Дардыкина. Он попытался по очереди приподнять правую руку и правую ногу. Получилось, но в груди вновь застучали резкие молоточки боли.
«Интересно, почему я до сих пор не умер? — без страха подумал Дардыкин. — И сколько времени я здесь лежу?.. Может, несколько часов, а может, целые сутки».
Страшно хотелось пить, и Леха попытался закричать, но из его груди вырвались только булькающие звуки. Во рту появился привкус крови, в ушах зазвенело.
«Нет, я не должен показывать им свою слабость. Пусть я лучше умру», — через секунду он испугался собственных мыслей.
Для того, чтобы совсем не пасть духом, попытался сосредоточиться и вспомнить, что произошло с ним в квартире Мономаха…
Когда Толоконников отправился в офис, Леха сразу почувствовал себя менее скованно. Он даже вздохнул с облегчением, услышав скрип закрываемой двери. Почему? Да черт его знает! Во-первых, ему не нравилось, как Юлия смотрела на Мономаха. Леха был жутким собственником, и хотя их отношения со Свиридовой нельзя было назвать романтическими, он дико ревновал. А когда Юлия бросала на Толоконникова недвусмысленные взгляды, бесился и готов был вцепиться ей в глотку. Во-вторых, сам Мономах поощрял все эти женские штучки-дрючки. Естественно, какой мужик устоит перед бабскими прелестями? Только импотент, а шеф, судя по всему, им не был. В какой-то момент Леха так психанул, что решился поговорить с Толоконниковым наедине. Так сказать, прояснить ситуацию. А потом махнул рукой и сдался.
«Что это я, как баран, буду навязываться?! — подумал он. — Да эта красотка на меня ноль подсечки. Крутит носом, словно от меня смердит, как от козла вонючего. Или у нее такая тактика?»
Но чем больше Дардыкин обзывал Юлия разными словечками, тем сильнее разгоралось в нем сексуальное желание. Ему хотелось наброситься на женщину, сорвать с нее халат, осыпать тело поцелуями. Однако Леха боялся, что Юлия оттолкнет его или, того хуже, презрительно фыркнет и напустит на лицо маску равнодушия.
Когда шеф наконец испарился, Леха минут тридцать сидел в гостиной и молча смотрел прямо перед собой. Он слышал, как Юлия вошла в ванную, включила душ, стала плескаться, что-то напевая при этом. Иногда ее голос становился чересчур хриплым, что возбуждало Леху еще больше. Он даже выглянул из комнаты и, убедившись, что дверь не заперта на защелку, совсем потерял голову.
«Зайти, не зайти? — принялся рассуждать он. — А что, если она выставит меня с позором?.. Но почему она не заперла дверь?.. Забыла?.. Фигня все это! Она хочет меня не меньше, чем я…»
Когда Леха наконец решился, Юлия уже закончила мыться. То ли устала ждать, то ли по какой другой причине она появилась в проеме двери, с ног до головы укутанная тяжелым, махровым полотенцем.
— Ну, какие планы на сегодняшний день? — небрежно спросила она.
Стараясь не встречаться с Юлией взглядом, Дардыкин пробормотал что-то неопределенное.
— Насколько я поняла, ты должен меня охранять. Во всяком случае, так приказал твой шеф, — Свиридова села на противоположный край дивана и насмешливо улыбнулась. — А он ничего, ваш Мономах. Вполне симпатичный мужчина. Честно говоря при первом знакомстве он не произвел на меня должного впечатления. Скажу больше — он мне совсем не понравился. Я даже решила, что Мономах немного не в себе.
— Не в себе? — переспросил Леха.
— Да. Я конечно, не психиатр, но мне показалось, что он душевно больной. Помешанный на какой-то маниакальной идее. Всемирного братства и справедливости, что ли?.. Но теперь я вижу, что все это глупости. Он совершенно нормален. А его несколько эксцентричное поведение не что иное, как способ защиты от внешнего мира. Ты бы смог, потеряв способность двигаться, не потерять вкуса к жизни? Лично я — нет.
Дардыкину никогда не нравились разговоры на подобные темы. Во-первых, обсуждать шефа было не в его правилах. А во-вторых, он никогда не считал себя достаточно подкованным для ведения таких бесед. Эти все заумные рассуждения о смысле жизни нагоняли на него тоску смертельную. Юлия, словно прочитав его мысли, замолчала. Отвернулась к окну и о чем-то задумалась. Перебирая мокрые волосы, украдкой посмотрела на Леху. В этот момент она была такой сексуальной и как никогда желанной, что Дардыкин не выдержал. Резким рывком он опрокинул Юлию на диван, сжал ее в объятиях и принялся осторожно разматывать полотенце. Юлия попыталась освободиться, но как-то нерешительно, и Леха понял — еще немного и он сломает ее окончательно.
— Ты мне нравишься, — прошептал он. — Нет, я тебя люблю…
— Люблю, — повторила Юлия и провела ладонью по своему лицу, как бы стягивая с него паутину.
Этот жест совсем не понравился Дардыкину, и он губами перехватил пальцы Юлии и принялся ласкать их кончиком языка. Женщина закрыла глаза. Ресницы ее подрагивали. Казалось, она ушла в себя.
Каждое прикосновение к ее телу доставляло Дардыкину неописуемое удовольствие. Он видел, что Юлия пребывает в некотором напряжении и ласками старался разогнать ее неуверенность. Поглаживая женщину по груди, быстро разделся и лег рядом. Нежно прикоснулся к ее губам, поцеловал в мокрую прядку, прилипшую к виску. Юлия застонала от наслаждения, чуть не задушила Леху в объятиях и впилась в его губы жарким поцелуем…
Пережив неповторимые мгновения, Дардыкин откинулся на диванные подушки и принялся рассматривать оштукатуренный потолок. Он был не в состоянии о чем-либо думать, разговаривать, и даже точеное тело Юлии больше не возбуждало его. Но Леха знал — это ненадолго. Пройдет минута, другая, и женщина, лежащая рядом, вновь станет желанной. Он еще не насытился любовью до такой степени, чтобы оставаться равнодушным.
Юлия придвинулась к Дардыкину, взяла его руку и стала играть ее.
— А ты прелюбопытнейший субъект, — немного устало проговорила она.
— Почему?
— От тебя исходит жуткая сексуальная энергия. Когда я смотрю на твои мускулы, я чувствую себя самкой, у которой только одно на уме: как бы затащить тебя в постель. И что самое приятное, чем больше я занимаюсь с тобой любовью, тем сильнее мне хочется повторить это… Видишь, какая я порочная?
— Мне хочется того же.
— Тогда повторим? — Юлия положила ладонь Дардыкина себе на грудь.
Он потянулся к ее губам. Целуя женщину, Леха подумал, что только любовь могла отвлечь ее от тех тревожных и навязчивых мыслей, которые не давали ей покоя…
«А что произошло потом?..» — резкая боль в плече помешала Дардыкину сосредоточиться.
