«Почему я не помню человека, который в меня стрелял? — подумал Дардыкин. — Мы с Юлией занимались любовью, потом раздался этот телефонный звонок. Юлия испугалась, я принялся ее успокаивать, а затем она вышла из гостиной, чтобы переодеться… Затем провал, какие-то отрывочные воспоминания… Затем я очнулся в этой вонючей комнате с простреленным плечом. Наверное, потерял много крови. Но почему, черт побери, я не помню, как в меня стреляли? Скорее всего, это произошло в квартире Мономаха. Но я же не мог пустить туда кого попало. Точно, не мог… И эти уголовники, которые по фене ботают и собираются вытрясти из меня какие-то сведения. Зачем? Что я могу им рассказать? Где ключ от квартиры, в которой деньги лежат?».
Он решил, что не будет разыгрывать беспамятство, когда Бес и его напарник придут сюда, а постарается выведать у них, как можно больше информации. Хотя бы то, на кого они работают и где сейчас находится Юлия. Именно этот вопрос волновал Дардыкина больше всего.
Когда за дверью послышались знакомые голоса, Дардыкин даже вздохнул с облегчением. Сжав зубы, он сел, придерживая раненое плечо правой рукой. По пальцам сразу же потекли струйки крови, в груди противно заныло, а во рту появился какой-то кислый привкус.
Щелкнул замок, и порог переступили двое мужчин. Старший из них, с погонялом Бес, выглядел точь-в-точь, как отпетый уголовник из художественных фильмов. Высокий, коротко стриженный сорокалетний дядька в грязной майке. На его толстых, как сосиски пальцах пестрели татуировки. По ним можно было запросто прочитать биографию Беса. Карточный крест на указательном означал, что уголовник судим за кражу и склонен к созданию группировок; змей, обвивающий меч, наколотый на среднем пальце — судим за убийство, нанесение тяжких телесных повреждений; череп на фоне перекрещенных полосок — судим за разбой. А на груди, рядом с парусной бригантиной, что означало склонен к побегу из мест заключения, красовался придурковатый бес с рогами. Это был символ отрицательного отношения к работникам правоохранительных органов. Короче, полный букет.
Напарник Беса был моложе своего старшего товарища лет на двадцать. Совсем сосунок с яркими голубенькими глазами и пушистыми льняными волосами. Одет он был гораздо приличнее Беса — в черные джинсы и клетчатую рубашку с короткими рукавами. Из правого кармана торчала рукоятка ножа, из левого — пистолет.
«Пижон», — презрительно подумал Дардыкин.
— Гляди-ка, Бес, наш олух оклемался, — таким возгласом поприветствовал Леху молодой гость.
— Привет, фраер, — угрюмо поздоровался старший.
— Привет, братва, — разжал губы Леха и сразу предупредил: — Только не надо тут мазы качать. Свою власть показывать. Говорите, чего надо!
По реакции уголовников Леха понял, что взял верный тон. Парнишка озадаченно вскинул брови и посмотрел на старшего товарища. Бес, видимо, более сдержанный по натуре, едва заметно поморщился.
— Ты что, на зоне чалился? — глухо спросил он и вытащил из кармана финку.
— А ты не дергайся, как ежовая маруха, — улыбнулся Леха. — Все ништяк. Только я одного не пойму, какого хрена вы сунули меня, Леху Дардыкина, в этот сейф? Вам что, жизнь надоела? На вид — люди порядочные, а ведете себя, как желто-ротики.
Бес озадаченно нахмурился, а его напарник задохнулся от возмущения. Быстро выхватил из кармана пистолет и направил оружие на Леху.
— Закрой поддувало, — визгливым от волнения голосом заорал он.
Дардыкин и бровью не повел, лишь непонимающе посмотрел на старшего.
— Скажи своему шлиферу, чтоб заткнулся, — сквозь зубы процедил он.
Блондинчик задохнулся от возмущения.
— Все, ты — дубарь, — пообещал он и щелкнул предохранителем.
Леха пропустил угрозу сосунка мимо ушей и даже сделал недвусмысленный жест, дескать, да пошел бы ты… Бес не мог не оценить смелости Дардыкина и судя по всему проникся к нему даже некоторым уважением. Уркаган разжал губы, обнажив в улыбке желтые, изъеденные табаком зубы, или на уголовном жаргоне кусалки, и нехотя выдавил из себя:
— Хорэ, Галоша!
Блондинчик, отдуваясь, отступил назад. Опустил правую руку, но не убрал указательный палец с курка.
— Как скажешь, Бес.
Уркаган сощурил и без того узкие глаза и спросил:
— Похоже, ты из наших, а?.. У кого ходишь в пристяжи? Большой у тебя задок иль нет?
Кого другого могла обидеть эта фраза про задок, но Леха понял, что Бес спрашивает про предыдущие аресты и судимости. Поэтому спокойно ответил:
— Академии не заканчивал, а когда-то по молодости тусовался с Батей.
Бес понимающе закивал. Видимо Батя, несмотря на его побег за кордон, по-прежнему пользовался среди братвы авторитетом.
— Батя залег на дно, — вклинился в разговор Галоша, — а вот ты, вижу, завязал.
— Заткни варежку! — прикрикнул на него Бес. — Дай человеку сказать.
— А че говорить? Это вы давайте, продолжайте базар. Выкладывайте все, как на духу, зачем меня затрюмовали?
Бес и Галоша переглянулись.
— А мы че, мы ниче… — ответил старший. — Нам Барин приказал на тебя наехать. Даже бабки отстегнул.
Продолжая играть свою роль, Дардыкин рванул ворот рубашки и, бешено сверкая глазами, бросился на Беса.
— Ах ты гнида, продажная! — завопил он. — Стукач! Мясник! Своего зафалофали. Ментам поганым продались! Знаете, что Барин — болонь?
Затрясся от гнева и, превозмогая боль, продолжил вопить. Но вскоре силы покинули Леху, и он вновь откинулся на железные прутья кровати, не прекращая материться.
После этого маленького спектакля Галоша совсем сник, да и Бес чувствовал себя не в своей тарелке. Все-таки среди братвы существовало негласное правило — помогать друг другу. А тут такая неувязочка вышла — едва своего не пришили. Да еще по наводке мента!
— Ты не играй с нами по пятому номеру! — скорее для самоуспокоения, чем по какой-либо другой причине брякнул Галоша. — Сами хорошие игроки!
Играть по пятому номеру означало косить под дурачка, казенным языком выражаясь, симулировать психическое заболевание.
«Это хорошо, что они решили, будто я — припадочный, — про себя усмехнулся Леха. — Таких боятся и уважают».
— Это ты меня шмальнул, рогатый? — немигающим взглядом Дардыкин уставился на блондинчика.
Тот поспешно замотал головой.
— He-а. Тебя Барин сюда таким притащил.
— Что за Барин?
— Барин и все. Бабки у него водятся, — отозвался Бес. — Попросил, как очухаешься, расколоть тебя, а потом кокнуть. В сундук, в гроб значит, и в реку.
— Индюки вы оба. Западло решили мне подсунуть, — незло буркнул Леха и уточнил: — А на что расколоть?
— Сказал, что ты на какого-то грача пашешь, у которого бабок, хоть завались. В услужении у него, значит. А меня знаешь, как застебало псов на лапу клеить? А тут Барин подвернулся. Говорит, рынду расколоть надо. Плачу двойной тариф.
